Неточные совпадения
Только совестясь опекуна, не бросал Райский этой пытки, и кое-как в несколько месяцев удалось ему сладить с первыми шагами. И то он все капризничал: то играл не тем пальцем, которым требовал учитель, а каким казалось ему ловчее, не хотел играть гамм, а ловил ухом мотивы, какие западут в
голову, и бывал счастлив, когда удавалось ему уловить ту же экспрессию или
силу, какую слышал у кого-нибудь и поразился ею, как прежде поразился штрихами и точками учителя.
Через неделю после того он шел с поникшей
головой за гробом Наташи, то читая себе проклятия за то, что разлюбил ее скоро, забывал подолгу и почасту, не берег, то утешаясь тем, что он не властен был в своей любви, что сознательно он никогда не огорчил ее, был с нею нежен, внимателен, что, наконец, не в нем, а в ней недоставало материала, чтоб поддержать неугасимое пламя, что она уснула в своей любви и уже никогда не выходила из тихого сна, не будила и его, что в ней не было признака страсти, этого бича, которым подгоняется жизнь, от которой рождается благотворная
сила, производительный труд…
Она как будто испугалась, подняла
голову и на минуту оцепенела, все слушая. Глаза у ней смотрели широко и неподвижно. В них еще стояли слезы. Потом отняла с
силой у него руку и рванулась к обрыву.
Он ходил по дому, по саду, по деревне и полям, точно сказочный богатырь, когда был в припадке счастья, и столько
силы носил в своей
голове, сердце, во всей нервной системе, что все цвело и радовалось в нем.
Она сделала утвердительный знак
головой, и сама, кажется, во взгляде Христа искала
силы, участия, опоры, опять призыва. Но взгляд этот, как всегда, задумчиво-покойно, как будто безучастно смотрел на ее борьбу, не помогая ей, не удерживая ее… Она вздохнула.
Но следующие две, три минуты вдруг привели его в память — о вчерашнем. Он сел на постели, как будто не сам, а подняла его посторонняя
сила; посидел минуты две неподвижно, открыл широко глаза, будто не веря чему-то, но когда уверился, то всплеснул руками над
головой, упал опять на подушку и вдруг вскочил на ноги, уже с другим лицом, какого не было у него даже вчера, в самую страшную минуту.
Она нетерпеливо покачала
головой, отсылая его взглядом, потом закрыла глаза, чтоб ничего не видеть. Ей хотелось бы — непроницаемой тьмы и непробудной тишины вокруг себя, чтобы глаз ее не касались лучи дня, чтобы не доходило до нее никакого звука. Она будто искала нового, небывалого состояния духа, немоты и дремоты ума, всех
сил, чтобы окаменеть, стать растением, ничего не думать, не чувствовать, не сознавать.
Она привстала, оперлась ему рукой на плечо, остановилась, собираясь с
силами, потом склонила
голову, минуты в три, шепотом, отрывисто сказала ему несколько фраз и опустилась на скамью. Он побледнел.
Она будто не сама ходит, а носит ее посторонняя
сила. Как широко шагает она, как прямо и высоко несет
голову и плечи и на них — эту свою «беду»! Она, не чуя ног, идет по лесу в крутую гору; шаль повисла с плеч и метет концом сор и пыль. Она смотрит куда-то вдаль немигающими глазами, из которых широко глядит один окаменелый, покорный ужас.
Но когда настал час — «пришли римляне и взяли», она постигла, откуда пал неотразимый удар, встала, сняв свой венец, и молча, без ропота, без малодушных слез, которыми омывали иерусалимские стены мужья, разбивая о камни
головы, только с окаменелым ужасом покорности в глазах пошла среди павшего царства, в великом безобразии одежд, туда, куда вела ее рука Иеговы, и так же — как эта бабушка теперь — несла святыню страдания на лице, будто гордясь и
силою удара, постигшего ее, и своею
силою нести его.
Бабушка лежала с закрытой
головой. Он боялся взглянуть, спит ли она или все еще одолевает своей
силой силу горя. Он на цыпочках входил к Вере и спрашивал Наталью Ивановну: «Что она?»
И вдруг с
силой прижала
голову старухи к груди.
Прежде она дарила доверие, как будто из милости, только своей наперснице и подруге, жене священника. Это был ее каприз, она роняла крупицы. Теперь она шла искать помощи, с поникшей
головой, с обузданной гордостью, почуя рядом
силу сильнее своей и мудрость мудрее своей самолюбивой воли.
Он подошел к столу, пристально поглядел в листки, в написанное им предисловие, вздохнул, покачал
головой и погрузился в какое-то, должно быть, тяжелое раздумье. «Что я делаю! На что трачу время и
силы? Еще год пропал! Роман!» — шептал он с озлоблением.
Неточные совпадения
Молиться в ночь морозную // Под звездным небом Божиим // Люблю я с той поры. // Беда пристигнет — вспомните // И женам посоветуйте: // Усердней не помолишься // Нигде и никогда. // Чем больше я молилася, // Тем легче становилося, // И
силы прибавлялося, // Чем чаще я касалася // До белой, снежной скатерти // Горящей
головой…
Сила Терентьев Пузанов при этих словах тоскливо замотал
головой, так что если б атаманы-молодцы были крошечку побойчее, то они, конечно, разнесли бы съезжую избу по бревнышку.
— Я боюсь, что она сама не понимает своего положения. Она не судья, — оправляясь говорил Степан Аркадьич. — Она подавлена, именно подавлена твоим великодушием. Если она прочтет это письмо, она не в
силах будет ничего сказать, она только ниже опустит
голову.
Но в глубине своей души, чем старше он становился и чем ближе узнавал своего брата, тем чаще и чаще ему приходило в
голову, что эта способность деятельности для общего блага, которой он чувствовал себя совершенно лишенным, может быть и не есть качество, а, напротив, недостаток чего-то — не недостаток добрых, честных, благородных желаний и вкусов, но недостаток
силы жизни, того, что называют сердцем, того стремления, которое заставляет человека из всех бесчисленных представляющихся путей жизни выбрать один и желать этого одного.
«Неужели я нашел разрешение всего, неужели кончены теперь мои страдания?» думал Левин, шагая по пыльной дороге, не замечая ни жару, ни усталости и испытывая чувство утоления долгого страдания. Чувство это было так радостно, что оно казалось ему невероятным. Он задыхался от волнення и, не в
силах итти дальше, сошел с дороги в лес и сел в тени осин на нескошенную траву. Он снял с потной
головы шляпу и лег, облокотившись на руку, на сочную, лопушистую лесную траву.