Неточные совпадения
«Увяз, любезный друг, по уши увяз, — думал Обломов, провожая его глазами. — И слеп, и глух, и нем для всего остального в мире. А выйдет в люди, будет со временем ворочать делами и чинов нахватает…
У нас это называется тоже карьерой! А как мало тут человека-то нужно: ума его, воли, чувства — зачем это? Роскошь! И проживет свой век, и не
пошевелится в нем многое, многое… А между тем работает с двенадцати до пяти в канцелярии, с восьми до двенадцати дома — несчастный!»
Он опомнился, взял шляпу и, не оглядываясь, выбежал из комнаты. Она уже не провожала его любопытным взглядом, она долго, не
шевелясь, стояла
у фортепьяно, как статуя, и упорно глядела вниз; только усиленно поднималась и опускалась грудь…
Но когда однажды он понес поднос с чашками и стаканами, разбил два стакана и начал, по обыкновению, ругаться и хотел бросить на пол и весь поднос, она взяла поднос
у него из рук, поставила другие стаканы, еще сахарницу, хлеб и так уставила все, что ни одна чашка не
шевельнулась, и потом показала ему, как взять поднос одной рукой, как плотно придержать другой, потом два раза прошла по комнате, вертя подносом направо и налево, и ни одна ложечка не
пошевелилась на нем, Захару вдруг ясно стало, что Анисья умнее его!
У него
шевельнулась странная мысль. Она смотрела на него с спокойной гордостью и твердо ждала; а ему хотелось бы в эту минуту не гордости и твердости, а слез, страсти, охмеляющего счастья, хоть на одну минуту, а потом уже пусть потекла бы жизнь невозмутимого покоя!
— Ты вошла бы в залу, и несколько чепцов
пошевелилось бы от негодования; какой-нибудь один из них пересел бы от тебя… а гордость бы
у тебя была все та же, а ты бы сознавала ясно, что ты выше и лучше их.
— Верно, с бумагами, — прибавил Степан Аркадьич, и, когда Анна проходила мимо лестницы, слуга взбегал наверх, чтобы доложить о приехавшем, а сам приехавший стоял у лампы, Анна, взглянув вниз, узнала тотчас же Вронского, и странное чувство удовольствия и вместе страха чего-то вдруг
шевельнулось у нее в сердце.
— Что тебе, леший, не спится? — сказала она и, согнув одно бедро, скользнула проворно мимо его, — бродит по ночам! Ты бы хоть лошадям гривы заплетал, благо нет домового! Срамит меня только перед господами! — ворчала она, несясь, как сильф, мимо его, с тарелками, блюдами, салфетками и хлебами в обеих руках, выше головы, но так, что ни одна тарелка не звенела, ни ложка, ни стакан не
шевелились у ней.
Он знал, конечно, что все эти завещания вздор, что Марья Петровна пишет их от нечего делать, что она на следующей же неделе, немедленно после их отъезда, еще два завещания напишет, но какая-то робкая и вместе с тем беспокойная мысль
шевелилась у него в голове.
Неточные совпадения
С ними происходило что-то совсем необыкновенное. Постепенно, в глазах
у всех солдатики начали наливаться кровью. Глаза их, доселе неподвижные, вдруг стали вращаться и выражать гнев; усы, нарисованные вкривь и вкось, встали на свои места и начали
шевелиться; губы, представлявшие тонкую розовую черту, которая от бывших дождей почти уже смылась, оттопырились и изъявляли намерение нечто произнести. Появились ноздри, о которых прежде и в помине не было, и начали раздуваться и свидетельствовать о нетерпении.
Левин положил брата на спину, сел подле него и не дыша глядел на его лицо. Умирающий лежал, закрыв глаза, но на лбу его изредка
шевелились мускулы, как
у человека, который глубоко и напряженно думает. Левин невольно думал вместе с ним о том, что такое совершается теперь в нем, но, несмотря на все усилия мысли, чтоб итти с ним вместе, он видел по выражению этого спокойного строгого лица и игре мускула над бровью, что для умирающего уясняется и уясняется то, что всё так же темно остается для Левина.
Ей-ей! не то, чтоб содрогнулась // Иль стала вдруг бледна, красна… //
У ней и бровь не
шевельнулась; // Не сжала даже губ она. // Хоть он глядел нельзя прилежней, // Но и следов Татьяны прежней // Не мог Онегин обрести. // С ней речь хотел он завести // И — и не мог. Она спросила, // Давно ль он здесь, откуда он // И не из их ли уж сторон? // Потом к супругу обратила // Усталый взгляд; скользнула вон… // И недвижим остался он.
Упала в снег; медведь проворно // Ее хватает и несет; // Она бесчувственно-покорна, // Не
шевельнется, не дохнет; // Он мчит ее лесной дорогой; // Вдруг меж дерев шалаш убогой; // Кругом всё глушь; отвсюду он // Пустынным снегом занесен, // И ярко светится окошко, // И в шалаше и крик, и шум; // Медведь промолвил: «Здесь мой кум: // Погрейся
у него немножко!» // И в сени прямо он идет, // И на порог ее кладет.
Раскольников оборотился к стене, где на грязных желтых обоях с белыми цветочками выбрал один неуклюжий белый цветок, с какими-то коричневыми черточками, и стал рассматривать: сколько в нем листиков, какие на листиках зазубринки и сколько черточек? Он чувствовал, что
у него онемели руки и ноги, точно отнялись, но и не попробовал
шевельнуться и упорно глядел на цветок.