— Как, ты и это помнишь, Андрей? Как же! Я мечтал с ними, нашептывал надежды на будущее, развивал планы, мысли и… чувства тоже, тихонько от тебя, чтоб ты на смех не поднял. Там все это и умерло, больше не повторялось никогда! Да и куда делось все — отчего погасло? Непостижимо! Ведь ни бурь, ни потрясений не было у меня;
не терял я ничего; никакое ярмо не тяготит моей совести: она чиста, как стекло; никакой удар не убил во мне самолюбия, а так, Бог знает отчего, все пропадает!
Андрей не налагал педантических оков на чувства и даже давал законную свободу, стараясь только
не терять «почвы из-под ног», задумчивым мечтам, хотя, отрезвляясь от них, по немецкой своей натуре или по чему-нибудь другому, не мог удержаться от вывода и выносил какую-нибудь жизненную заметку.
Он падал от толчков, охлаждался, заснул, наконец, убитый, разочарованный, потеряв силу жить, но
не потерял честности и верности.
Неточные совпадения
— Вы ничего
не говорите, так что ж тут стоять-то даром? — захрипел Захар, за неимением другого голоса, который, по словам его, он
потерял на охоте с собаками, когда ездил с старым барином и когда ему дунуло будто сильным ветром в горло.
— Велел задержать награду, пока
не отыщется. Дело важное: «о взысканиях». Директор думает, — почти шепотом прибавил Судьбинский, — что он
потерял его… нарочно.
Однажды, воротясь поздно из театра, он с извозчиком стучал почти час в ворота; собака, от скаканья на цепи и лая,
потеряла голос. Он иззяб и рассердился, объявив, что съедет на другой же день. Но и другой, и третий день, и неделя прошла — он еще
не съезжал.
— Слушай же: ведь Илья Ильич трусоват, никаких порядков
не знает: тогда от контракта голову
потерял, доверенность прислали, так
не знал, за что приняться,
не помнит даже, сколько оброку получает, сам говорит: «Ничего
не знаю…»
С него немного спала спесивая уверенность в своих силах; он уже
не шутил легкомысленно, слушая рассказы, как иные
теряют рассудок, чахнут от разных причин, между прочим… от любви.
Чтоб кончить все это разом, ей оставалось одно: заметив признаки рождающейся любви в Штольце,
не дать ей пищи и хода и уехать поскорей. Но она уже
потеряла время: это случилось давно, притом надо было ей предвидеть, что чувство разыграется у него в страсть; да это и
не Обломов: от него никуда
не уедешь.
Каждый проведенный
не с ним день,
не поверенная ему и
не разделенная с ним мысль — все это
теряло для нее свой цвет и значение.
Она пряталась от него или выдумывала болезнь, когда глаза ее, против воли,
теряли бархатную мягкость, глядели как-то сухо и горячо, когда на лице лежало тяжелое облако, и она, несмотря на все старания,
не могла принудить себя улыбнуться, говорить, равнодушно слушала самые горячие новости политического мира, самые любопытные объяснения нового шага в науке, нового творчества в искусстве.
Конечно, нашлись, как и везде бывает, кое-кто неробкого десятка, которые
не теряли присутствия духа, но их было весьма немного.
— Неразумная голова, — говорил ему Тарас. — Терпи, козак, — атаман будешь! Не тот еще добрый воин, кто
не потерял духа в важном деле, а тот добрый воин, кто и на безделье не соскучит, кто все вытерпит, и хоть ты ему что хочь, а он все-таки поставит на своем.
Неточные совпадения
Случается, к недужному // Придешь:
не умирающий, // Страшна семья крестьянская // В тот час, как ей приходится // Кормильца
потерять!
Убытки редко кем высчитывались, всякий старался прежде всего определить себе
не то, что он
потерял, а то, что у него есть.
Между тем новый градоначальник оказался молчалив и угрюм. Он прискакал в Глупов, как говорится, во все лопатки (время было такое, что нельзя было
терять ни одной минуты) и едва вломился в пределы городского выгона, как тут же, на самой границе, пересек уйму ямщиков. Но даже и это обстоятельство
не охладило восторгов обывателей, потому что умы еще были полны воспоминаниями о недавних победах над турками, и все надеялись, что новый градоначальник во второй раз возьмет приступом крепость Хотин.
Человек так свыкся с этими извечными идолами своей души, так долго возлагал на них лучшие свои упования, что мысль о возможности
потерять их никогда отчетливо
не представлялась уму.
Само собою разумеется, что он
не говорил ни с кем из товарищей о своей любви,
не проговаривался и в самых сильных попойках (впрочем, он никогда
не бывал так пьян, чтобы
терять власть над собой) и затыкал рот тем из легкомысленных товарищей, которые пытались намекать ему на его связь.