Неточные совпадения
«
Ночью писать, — думал Обломов, — когда же спать-то? А поди тысяч пять в год заработает! Это хлеб! Да писать-то все, тратить мысль, душу свою на мелочи, менять убеждения, торговать умом и воображением, насиловать свою натуру, волноваться, кипеть, гореть,
не знать покоя и все куда-то двигаться… И все писать, все писать, как колесо, как машина: пиши завтра, послезавтра; праздник придет, лето настанет — а он все пиши? Когда же остановиться и отдохнуть? Несчастный!»
Пуще всего он бегал тех бледных, печальных дев, большею частию с черными глазами, в которых светятся «мучительные дни и неправедные
ночи», дев с
не ведомыми никому скорбями и радостями, у которых всегда есть что-то вверить, сказать, и когда надо сказать, они вздрагивают, заливаются внезапными слезами, потом вдруг обовьют шею друга руками, долго смотрят в глаза, потом на небо, говорят, что жизнь их обречена проклятию, и иногда
падают в обморок.
— На этом разве можно писать? — спросил Обломов, бросив бумагу. — Я этим на
ночь стакан закрывал, чтоб туда
не попало что-нибудь… ядовитое.
— А я, — продолжал Обломов голосом оскорбленного и
не оцененного по достоинству человека, — еще забочусь день и
ночь, тружусь, иногда голова горит, сердце замирает, по
ночам не спишь, ворочаешься, все думаешь, как бы лучше… а о ком?
Мать осыпала его страстными поцелуями, потом осмотрела его жадными, заботливыми глазами,
не мутны ли глазки, спросила,
не болит ли что-нибудь, расспросила няньку, покойно ли он
спал,
не просыпался ли
ночью,
не метался ли во сне,
не было ли у него жару? Потом взяла его за руку и подвела его к образу.
Смерть у них приключалась от вынесенного перед тем из дома покойника головой, а
не ногами из ворот; пожар — от того, что собака выла три
ночи под окном; и они хлопотали, чтоб покойника выносили ногами из ворот, а ели все то же, по стольку же и
спали по-прежнему на голой траве; воющую собаку били или сгоняли со двора, а искры от лучины все-таки сбрасывали в трещину гнилого пола.
Он
не спал всю
ночь: грустный, задумчивый проходил он взад и вперед по комнате; на заре ушел из дома, ходил по Неве, по улицам, Бог знает, что чувствуя, о чем думая…
Бедный Обломов то повторял зады, то бросался в книжные лавки за новыми увражами и иногда целую
ночь не спал, рылся, читал, чтоб утром, будто нечаянно, отвечать на вчерашний вопрос знанием, вынутым из архива памяти.
— Разве мне
не будет больно ужо, когда вы будете уходить? — прибавила она. — Разве я
не стану торопиться поскорей лечь
спать, чтоб заснуть и
не видать скучной
ночи? Разве завтра
не пошлю к вам утром? Разве…
«В самом деле, сирени вянут! — думал он. — Зачем это письмо? К чему я
не спал всю
ночь, писал утром? Вот теперь, как стало на душе опять покойно (он зевнул)… ужасно
спать хочется. А если б письма
не было, и ничего б этого
не было: она бы
не плакала, было бы все по-вчерашнему; тихо сидели бы мы тут же, в аллее, глядели друг на друга, говорили о счастье. И сегодня бы так же и завтра…» Он зевнул во весь рот.
В ней даже есть робость, свойственная многим женщинам: она, правда,
не задрожит, увидя мышонка,
не упадет в обморок от падения стула, но побоится пойти подальше от дома, своротит, завидя мужика, который ей покажется подозрительным, закроет на
ночь окно, чтоб воры
не влезли, — все по-женски.
— Вы хотите, чтоб я
не спала всю
ночь? — перебила она, удерживая его за руку и сажая на стул. — Хотите уйти,
не сказав, что это… было, что я теперь, что я… буду. Пожалейте, Андрей Иваныч: кто же мне скажет? Кто накажет меня, если я стою, или… кто простит? — прибавила она и взглянула на него с такой нежной дружбой, что он бросил шляпу и чуть сам
не бросился пред ней на колени.
Она все сидела, точно
спала — так тих был сон ее счастья: она
не шевелилась, почти
не дышала. Погруженная в забытье, она устремила мысленный взгляд в какую-то тихую, голубую
ночь, с кротким сиянием, с теплом и ароматом. Греза счастья распростерла широкие крылья и плыла медленно, как облако в небе, над ее головой.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде
не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь вот хоть бы здесь:
ночь не спишь, стараешься для отечества,
не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Григорий в семинарии // В час
ночи просыпается // И уж потом до солнышка //
Не спит — ждет жадно ситника, // Который выдавался им // Со сбитнем по утрам.
Закручинилась, // Всю
ночь я
не спала…
Наконец он
не выдержал. В одну темную
ночь, когда
не только будочники, но и собаки
спали, он вышел, крадучись, на улицу и во множестве разбросал листочки, на которых был написан первый, сочиненный им для Глупова, закон. И хотя он понимал, что этот путь распубликования законов весьма предосудителен, но долго сдерживаемая страсть к законодательству так громко вопияла об удовлетворении, что перед голосом ее умолкли даже доводы благоразумия.
Бились крепко всю
ночь, бились
не глядя, а как
попало.