Неточные совпадения
— А где немцы сору возьмут, — вдруг возразил Захар. — Вы поглядите-ка, как они живут! Вся семья целую
неделю кость гложет. Сюртук с плеч отца переходит на сына, а с сына опять на отца. На жене и дочерях платьишки коротенькие: всё поджимают под себя ноги, как гусыни… Где им сору взять? У них нет этого вот, как у нас, чтоб в шкапах лежала по годам куча старого изношенного платья или набрался целый угол корок хлеба за зиму… У них и корка зря
не валяется: наделают сухариков да с пивом и
выпьют!
Только два раза в
неделю посижу да пообедаю у генерала, а потом поедешь с визитами, где давно
не был; ну, а там… новая актриса, то на русском, то на французском театре.
Потом,
недели через три, велено
было Андрюшке, Петрушке, Ваське обрушившиеся доски и перила оттащить к сараям, чтоб они
не лежали на дороге. Там валялись они до весны.
Или иногда вдруг объявит ему: «Сегодня родительская
неделя, —
не до ученья: блины
будем печь».
И все в доме
были проникнуты убеждением, что ученье и родительская суббота никак
не должны совпадать вместе, или что праздник в четверг — неодолимая преграда к ученью во всю
неделю.
— А тебе бы хотелось «
не откладывать до завтра, что можно сделать сегодня»? Какая прыть! Поздно нынче, — прибавил Штольц, — но через две
недели мы
будем далеко…
Обломов другую
неделю не отвечает ему, между тем даже и Ольга спрашивает,
был ли он в палате. Недавно Штольц также прислал письмо и к нему и к ней, спрашивает: «Что он делает?»
— А я-то! — задумчиво говорила она. — Я уж и забыла, как живут иначе. Когда ты на той
неделе надулся и
не был два дня — помнишь, рассердился! — я вдруг переменилась, стала злая. Бранюсь с Катей, как ты с Захаром; вижу, как она потихоньку плачет, и мне вовсе
не жаль ее.
Не отвечаю ma tante,
не слышу, что она говорит, ничего
не делаю, никуда
не хочу. А только ты пришел, вдруг совсем другая стала. Кате подарила лиловое платье…
— Я все объясню тебе, Ольга, — оправдывался он, — важная причина заставила меня
не быть две
недели… я боялся…
— Послушай, — сказала она, — тут
есть какая-то ложь, что-то
не то… Поди сюда и скажи все, что у тебя на душе. Ты мог
не быть день, два — пожалуй,
неделю, из предосторожности, но все бы ты предупредил меня, написал. Ты знаешь, я уж
не дитя и меня
не так легко смутить вздором. Что это все значит?
— Кто ж
будет хлопотать, если
не я? — сказала она. — Вот только положу две заплатки здесь, и уху станем варить. Какой дрянной мальчишка этот Ваня! На той
неделе заново вычинила куртку — опять разорвал! Что смеешься? — обратилась она к сидевшему у стола Ване, в панталонах и в рубашке об одной помочи. — Вот
не починю до утра, и нельзя
будет за ворота бежать. Мальчишки, должно
быть, разорвали: дрался — признавайся?
— Они ничего
не должны.
Были должны постом мяснику двенадцать с полтиной, так еще на третьей
неделе отдали; за сливки молочнице тоже заплатили — они ничего
не должны.
—
Не говори,
не говори! — остановила его она. — Я опять, как на той
неделе,
буду целый день думать об этом и тосковать. Если в тебе погасла дружба к нему, так из любви к человеку ты должен нести эту заботу. Если ты устанешь, я одна пойду и
не выйду без него: он тронется моими просьбами; я чувствую, что я заплачу горько, если увижу его убитого, мертвого! Может
быть, слезы…
Дождь хлынул около семи часов утра. Его
не было недели три, он явился с молниями, громом, воющим ветром и повел себя, как запоздавший гость, который, чувствуя свою вину, торопится быть любезным со всеми и сразу обнаруживает все лучшее свое. Он усердно мыл железные крыши флигеля и дома, мыл запыленные деревья, заставляя их шелково шуметь, обильно поливал иссохшую землю и вдруг освободил небо для великолепного солнца.
Неточные совпадения
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, //
Неделя за
неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. //
Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти
не избыть!
Г-жа Простакова. Родной, батюшка. Вить и я по отце Скотининых. Покойник батюшка женился на покойнице матушке. Она
была по прозванию Приплодиных. Нас, детей,
было с них восемнадцать человек; да, кроме меня с братцем, все, по власти Господней, примерли. Иных из бани мертвых вытащили. Трое, похлебав молочка из медного котлика, скончались. Двое о Святой
неделе с колокольни свалились; а достальные сами
не стояли, батюшка.
К счастию, однако ж, на этот раз опасения оказались неосновательными. Через
неделю прибыл из губернии новый градоначальник и превосходством принятых им административных мер заставил забыть всех старых градоначальников, а в том числе и Фердыщенку. Это
был Василиск Семенович Бородавкин, с которого, собственно, и начинается золотой век Глупова. Страхи рассеялись, урожаи пошли за урожаями, комет
не появлялось, а денег развелось такое множество, что даже куры
не клевали их… Потому что это
были ассигнации.
Но прошла
неделя, другая, третья, и в обществе
не было заметно никакого впечатления; друзья его, специалисты и ученые, иногда, очевидно из учтивости, заговаривали о ней. Остальные же его знакомые,
не интересуясь книгой ученого содержания, вовсе
не говорили с ним о ней. И в обществе, в особенности теперь занятом другим,
было совершенное равнодушие. В литературе тоже в продолжение месяца
не было ни слова о книге.
Это новое
не могло
быть не страшно по своей неизвестности; но страшно или
не страшно, — оно уже совершилось еще шесть
недель тому назад в ее душе; теперь же только освящалось то, что давно уже сделалось в ее душе.