Неточные совпадения
— Ну, что бы вы сделали на
моем месте? — спросил Обломов, глядя вопросительно на Алексеева, с сладкой
надеждой, авось не выдумает ли, чем бы успокоить.
— Как, ты и это помнишь, Андрей? Как же! Я мечтал с ними, нашептывал
надежды на будущее, развивал планы, мысли и… чувства тоже, тихонько от тебя, чтоб ты на смех не поднял. Там все это и умерло, больше не повторялось никогда! Да и куда делось все — отчего погасло? Непостижимо! Ведь ни бурь, ни потрясений не было у меня; не терял я ничего; никакое ярмо не тяготит
моей совести: она чиста, как стекло; никакой удар не убил во мне самолюбия, а так, Бог знает отчего, все пропадает!
Боже
мой, что слышалось в этом пении!
Надежды, неясная боязнь гроз, самые грозы, порывы счастия — все звучало, не в песне, а в ее голосе.
— Вот что, Ольга, я думаю, — сказал он, — у меня все это время так напугано воображение этими ужасами за тебя, так истерзан ум заботами, сердце наболело то от сбывающихся, то от пропадающих
надежд, от ожиданий, что весь организм
мой потрясен: он немеет, требует хоть временного успокоения…
— Как это скучно! — воскликнул я невольно. В самом деле, я ожидал трагической развязки, и вдруг так неожиданно обмануть
мои надежды!.. — Да неужели, — продолжал я, — отец не догадался, что она у вас в крепости?
Теперь, милый Алексей Федорович, на вас все
мои надежды, и, конечно, судьба всей моей жизни в ваших руках.
Когда мы с тобою простились вчера, я долго думала об этом, я вздумала это вчера поутру, без тебя, вчера я хотела посоветоваться с тобою, как с добрым человеком, а ты изменил
моей надежде на твою солидность.
Но
моя надежда на скорое наступление творческой эпохи была ослаблена катастрофическими событиями мировой войны, русской революции, переворота в Германии, новой войны, сумеречным, не творческим периодом между двумя войнами, угрозами нового мирового рабства.
Неточные совпадения
Хлестаков. Да, и в журналы помещаю.
Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „
Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.
— Дарья Александровна! — сказал он, теперь прямо взглянув в доброе взволнованное лицо Долли и чувствуя, что язык его невольно развязывается. — Я бы дорого дал, чтобы сомнение еще было возможно. Когда я сомневался, мне было тяжело, но легче, чем теперь. Когда я сомневался, то была
надежда; но теперь нет
надежды, и я всё-таки сомневаюсь во всем. Я так сомневаюсь во всем, что я ненавижу сына и иногда не верю, что это
мой сын. Я очень несчастлив.
Неужели, думал я,
мое единственное назначение на земле — разрушать чужие
надежды?
Я проворно соскочил, хочу поднять его, дергаю за повод — напрасно: едва слышный стон вырвался сквозь стиснутые его зубы; через несколько минут он издох; я остался в степи один, потеряв последнюю
надежду; попробовал идти пешком — ноги
мои подкосились; изнуренный тревогами дня и бессонницей, я упал на мокрую траву и как ребенок заплакал.
Мы расстаемся навеки; однако ты можешь быть уверен, что я никогда не буду любить другого:
моя душа истощила на тебя все свои сокровища, свои слезы и
надежды.