Цитаты со словом «сделал»
С полчаса он все лежал, мучась этим намерением, но потом рассудил, что успеет еще
сделать это и после чаю, а чай можно пить, по обыкновению, в постели, тем более что ничто не мешает думать и лежа.
Так и
сделал. После чаю он уже приподнялся с своего ложа и чуть было не встал; поглядывая на туфли, он даже начал спускать к ним одну ногу с постели, но тотчас же опять подобрал ее.
И, не дожидаясь ответа, Захар пошел было вон. Обломову стало немного неловко от собственного промаха. Он быстро нашел другой повод
сделать Захара виноватым.
— Какая у тебя чистота везде: пыли-то, грязи-то, Боже мой! Вон, вон, погляди-ка в углах-то — ничего не
делаешь!
— Уж коли я ничего не
делаю… — заговорил Захар обиженным голосом, — стараюсь, жизни не жалею! И пыль-то стираю, и мету-то почти каждый день…
— Что ж
делать? — вот он чем отделывается от меня! — отвечал Илья Ильич. — Он меня спрашивает! Мне что за дело? Ты не беспокой меня, а там, как хочешь, так и распорядись, только чтоб не переезжать. Не может постараться для барина!
— Что! Наладили свое: «Переезжайте, говорят, нам нужно квартиру переделывать». Хотят из докторской и из этой одну большую квартиру
сделать, к свадьбе хозяйского сына.
— Ну, хорошо, как встану, напишу… Ты ступай к себе, а я подумаю. Ничего ты не умеешь
сделать, — добавил он, — мне и об этой дряни надо самому хлопотать.
— Нет, я не усядусь на скамеечке. Да и что стану я там
делать?
— У Муссинских? Помилуйте, да там полгорода бывает. Как что
делать? Это такой дом, где обо всем говорят…
— Бывало — да; а теперь другое дело: в двенадцать часов езжу. — Он
сделал на последнем слове ударение.
— Нет, нет! Это напрасно, — с важностью и покровительством подтвердил Судьбинский. — Свинкин ветреная голова. Иногда черт знает какие тебе итоги выведет, перепутает все справки. Я измучился с ним; а только нет, он не замечен ни в чем таком… Он не
сделает, нет, нет! Завалялось дело где-нибудь; после отыщется.
— Ужас, ужас! Ну, конечно, с таким человеком, как Фома Фомич, приятно служить: без наград не оставляет; кто и ничего не
делает, и тех не забудет. Как вышел срок — за отличие, так и представляет; кому не вышел срок к чину, к кресту, — деньги выхлопочет…
— Что еще это! Вон Пересветов прибавочные получает, а дела-то меньше моего
делает и не смыслит ничего. Ну, конечно, он не имеет такой репутации. Меня очень ценят, — скромно прибавил он, потупя глаза, — министр недавно выразился про меня, что я «украшение министерства».
— А что ж бы я стал
делать, если б не служил? — спросил Судьбинский.
— Я и теперь только и
делаю, что читаю да пишу.
— Зато у меня имение на руках, — со вздохом сказал Обломов. — Я соображаю новый план; разные улучшения ввожу. Мучаюсь, мучаюсь… А ты ведь чужое
делаешь, не свое.
— Что ж
делать! Надо работать, коли деньги берешь. Летом отдохну: Фома Фомич обещает выдумать командировку нарочно для меня… вот, тут получу прогоны на пять лошадей, суточных рубля по три в сутки, а потом награду…
— Такой обязательный, — прибавил Судьбинский, — и нет этого, знаешь, чтоб выслужиться, подгадить, подставить ногу, опередить… все
делает, что может.
Недавно что он
сделал: из губерний поступило представление о возведении при зданиях, принадлежащих нашему ведомству, собачьих конур для сбережения казенного имущества от расхищения; наш архитектор, человек дельный, знающий и честный, составил очень умеренную смету; вдруг показалась ему велика, и давай наводить справки, что может стоить постройка собачьей конуры?
— Отчего ж? Это
делает шум, об этом говорят…
— Да пускай их! Некоторым ведь больше нечего и
делать, как только говорить. Есть такое призвание.
Обломов
сделал отрицательный знак головой.
Что ни
делай с ними, они всё ласкаются.
В службе у него нет особенного постоянного занятия, потому что никак не могли заметить сослуживцы и начальники, что он
делает хуже, что лучше, так, чтоб можно было определить, к чему он именно способен. Если дадут сделать и то и другое, он так сделает, что начальник всегда затрудняется, как отозваться о его труде; посмотрит, посмотрит, почитает, почитает, да и скажет только: «Оставьте, я после посмотрю… да, оно почти так, как нужно».
Даже Захар, который, в откровенных беседах, на сходках у ворот или в лавочке,
делал разную характеристику всех гостей, посещавших барина его, всегда затруднялся, когда очередь доходила до этого… положим хоть, Алексеева. Он долго думал, долго ловил какую-нибудь угловатую черту, за которую можно было бы уцепиться, в наружности, в манерах или в характере этого лица, наконец, махнув рукой, выражался так: «А у этого ни кожи, ни рожи, ни ведения!»
— Так как же нам? Что
делать? Будете одеваться или останетесь так? — спросил он чрез несколько минут.
— Что такое? — спросил Алексеев, стараясь
сделать испуганное лицо.
— Да вы слышите, что он пишет? Чем бы денег прислать, утешить как-нибудь, а он, как на смех, только неприятности
делает мне! И ведь всякий год! Вот я теперь сам не свой! «Тысящи яко две помене»!
— Ну, что бы вы
сделали на моем месте? — спросил Обломов, глядя вопросительно на Алексеева, с сладкой надеждой, авось не выдумает ли, чем бы успокоить.
— Вот тут что надо
делать! — сказал он решительно и чуть было не встал с постели, — и делать как можно скорее, мешкать нечего… Во-первых…
Движения его были смелы и размашисты; говорил он громко, бойко и почти всегда сердито; если слушать в некотором отдалении, точно будто три пустые телеги едут по мосту. Никогда не стеснялся он ничьим присутствием и в карман за словом не ходил и вообще постоянно был груб в обращении со всеми, не исключая и приятелей, как будто давал чувствовать, что, заговаривая с человеком, даже обедая или ужиная у него, он
делает ему большую честь.
Шестнадцатилетний Михей, не зная, что
делать с своей латынью, стал в доме родителей забывать ее, но зато, в ожидании чести присутствовать в земском или уездном суде, присутствовал пока на всех пирушках отца, и в этой-то школе, среди откровенных бесед, до тонкости развился ум молодого человека.
В петербургской службе ему нечего было
делать с своею латынью и с тонкой теорией вершать по своему произволу правые и неправые дела; а между тем он носил и сознавал в себе дремлющую силу, запертую в нем враждебными обстоятельствами навсегда, без надежды на проявление, как бывали запираемы, по сказкам, в тесных заколдованных стенах духи зла, лишенные силы вредить.
Тарантьев
делал много шума, выводил Обломова из неподвижности и скуки. Он кричал, спорил и составлял род какого-то спектакля, избавляя ленивого барина самого от необходимости говорить и делать. В комнату, где царствовал сон и покой, Тарантьев приносил жизнь, движение, а иногда и вести извне. Обломов мог слушать, смотреть, не шевеля пальцем, на что-то бойкое, движущееся и говорящее перед ним. Кроме того, он еще имел простодушие верить, что Тарантьев в самом деле способен посоветовать ему что-нибудь путное.
Захар взял со столика помаду, гребенку и щетки, напомадил ему голову,
сделал пробор и потом причесал его щеткой.
— Поди ты! Я всегда вперед отдаю. Нет, тут хотят другую квартиру отделывать… Да постой! Куда ты? Научи, что
делать: торопят, через неделю чтоб съехали…
— Я совсем ничего не воображаю, — сказал Обломов, — не шуми и не кричи, а лучше подумай, что
делать. Ты человек практический…
— Постой, постой! Куда ты? — остановил его Обломов. — У меня еще есть дело, поважнее. Посмотри, какое я письмо от старосты получил, да реши, что мне
делать.
— Видишь, ведь ты какой уродился! — возразил Тарантьев. — Ничего не умеешь сам
сделать. Все я да я! Ну, куда ты годишься? Не человек: просто солома!
— Ну, если пропащий, так скажи, что
делать?
— Ну, хорошо, хорошо, — перебил Обломов, — ты вот теперь скажи, что мне с старостой
делать?
— Что
делать? — сказал задумчиво Обломов. — Право, не знаю.
— Врешь, пиши: с двенадцатью человеками детей; оно проскользнет мимо ушей, справок наводить не станут, зато будет «натурально»… Губернатор письмо передаст секретарю, а ты напишешь в то же время и ему, разумеется, со вложением, — тот и
сделает распоряжение. Да попроси соседей: кто у тебя там?
— И ему напиши, попроси хорошенько: «
Сделаете, дескать, мне этим кровное одолжение и обяжете как христианин, как приятель и как сосед». Да приложи к письму какой-нибудь петербургский гостинец… сигар, что ли. Вот ты как поступи, а то ничего не смыслишь. Пропащий человек! У меня наплясался бы староста: я бы ему дал! Когда туда почта?
Тарантьев питал какое-то инстинктивное отвращение к иностранцам. В глазах его француз, немец, англичанин были синонимы мошенника, обманщика, хитреца или разбойника. Он даже не
делал различия между нациями: они были все одинаковы в его глазах.
— Не трудись, не доставай! — сказал Обломов. — Я тебя не упрекаю, а только прошу отзываться приличнее о человеке, который мне близок и который так много
сделал для меня…
— Много! — злобно возразил Тарантьев. — Вот постой, он еще больше
сделает — ты слушай его!
Неточные совпадения
— Что ж мне делать-то? — отозвался Захар.
— Что ж делать-то с ним? — спросил Обломов.
Цитаты из русской классики со словом «сделал»
Ассоциации к слову «сделал»
Синонимы к слову «сделал»
Предложения со словом «сделать»
- Расстояние между нами увеличилось, и женщина наконец смогла сделать шаг вперёд и с ошеломлённым выражением лица уставилась нам вслед.
- Всегда можно сделать вид, что эта чокнутая девица рядом не имеет ко мне ни малейшего отношения.
- Из самих названий этих форм уже можно сделать выводы о том, о каких создателях культуры здесь идёт речь.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «сделать»
Афоризмы русских писателей со словом «сделать»
- Если кто кому хорошего не сделал, тот и худо поступил…
- Если мы любим кого-нибудь, то мы стараемся сделать для него все, что только в наших силах…
- Дети необыкновенно памятливы, и часто неосторожно сказанное при них слово служит им поощрением к такого рода поступкам, которых они не сделали бы, не услыхав этого ободрительного слова.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно