Цитаты со словом «входит»
В комнату
вошел пожилой человек, в сером сюртуке, с прорехою под мышкой, откуда торчал клочок рубашки, в сером же жилете, с медными пуговицами, с голым, как колено, черепом и с необъятно широкими и густыми русыми с проседью бакенбардами, из которых каждой стало бы на три бороды.
Опять тот же прыжок и ворчанье сильнее. Захар
вошел, а Обломов опять погрузился в задумчивость. Захар стоял минуты две, неблагосклонно, немного стороной посматривая на барина, и, наконец, пошел к дверям.
Вошел молодой человек лет двадцати пяти, блещущий здоровьем, с смеющимися щеками, губами и глазами. Зависть брала смотреть на него.
— Что это сегодня за раут у меня? — сказал Обломов и ждал, кто
войдет.
Вошел человек неопределенных лет, с неопределенной физиономией, в такой поре, когда трудно бывает угадать лета; не красив и не дурен, не высок и не низок ростом, не блондин и не брюнет. Природа не дала ему никакой резкой, заметной черты, ни дурной, ни хорошей. Его многие называли Иваном Иванычем, другие — Иваном Васильичем, третьи — Иваном Михайлычем.
Он
вошел и мутно поглядел на барина.
Вошел человек лет сорока, принадлежащий к крупной породе, высокий, объемистый в плечах и во всем туловище, с крупными чертами лица, с большой головой, с крепкой, коротенькой шеей, с большими навыкате глазами, толстогубый.
— А вы заведите-ка прежде своего Захара, да и лайтесь тогда! — заговорил Захар,
войдя в комнату и злобно поглядывая на Тарантьева. — Вон натоптали как, словно разносчик! — прибавил он.
Илья Ильич думал, что начальник до того
входит в положение своего подчиненного, что заботливо расспросит его: каково он почивал ночью, отчего у него мутные глаза и не болит ли голова?
И Илья Ильич вдруг робел, сам не зная отчего, когда начальник
входил в комнату, и у него стал пропадать свой голос и являлся какой-то другой, тоненький и гадкий, как скоро заговаривал с ним начальник.
На другой, на третий день и так далее нужно было бы приказывать то же самое вновь и вновь
входить с ним в неприятные объяснения.
Через четверть часа Захар отворил дверь подносом, который держал в обеих руках, и,
войдя в комнату, хотел ногой притворить дверь, но промахнулся и ударил по пустому месту: рюмка упала, а вместе с ней еще пробка с графина и булка.
Захар отворил вполовину дверь, но
войти не решался.
—
Войди! — сказал Илья Ильич.
Хотя дверь отворялась свободно, но Захар отворял так, как будто нельзя было пролезть, и оттого только завяз в двери, но не
вошел.
Кажется, курице страшно бы
войти в нее, а там живет с женой Онисим Суслов, мужчина солидный, который не уставится во весь рост в своем жилище.
Не всякий и сумеет
войти в избу к Онисиму; разве только что посетитель упросит ее стать к лесу задом, а к нему передом.
Войдя в избу, напрасно станешь кликать громко: мертвое молчание будет ответом: в редкой избе отзовется болезненным стоном или глухим кашлем старуха, доживающая свой век на печи, или появится из-за перегородки босой длинноволосый трехлетний ребенок, в одной рубашонке, молча, пристально поглядит на вошедшего и робко спрячется опять.
Когда нянька мрачно повторяла слова медведя: «Скрипи, скрипи, нога липовая; я по селам шел, по деревне шел, все бабы спят, одна баба не спит, на моей шкуре сидит, мое мясо варит, мою шерстку прядет» и т. д.; когда медведь
входил, наконец, в избу и готовился схватить похитителя своей ноги, ребенок не выдерживал: он с трепетом и визгом бросался на руки к няне; у него брызжут слезы испуга, и вместе хохочет он от радости, что он не в когтях у зверя, а на лежанке, подле няни.
Он кашлянул и
вошел в кабинет.
Он боялся всякой мечты или, если
входил в ее область, то входил, как входят в грот с надписью: ma solitude, mon hermitage, mon repos, [мое уединение, моя обитель, мой отдых (фр.).] зная час и минуту, когда выйдешь оттуда.
Захар прежним порядком спрыгнул с лежанки и
вошел в комнату.
Войдешь в залу и не налюбуешься, как симметрически рассажены гости, как смирно и глубокомысленно сидят — за картами.
Пока Захар и Анисья не были женаты, каждый из них занимался своею частью и не
входил в чужую, то есть Анисья знала рынок и кухню и участвовала в убирании комнат только раз в год, когда мыла полы.
Анисья
входила, и гроза всегда разрешалась простым объяснением. И сам Захар, чуть начинали проскакивать в речи Обломова «жалкие слова», предлагал ему позвать Анисью.
В разговоре она не мечтает и не умничает: у ней, кажется, проведена в голове строгая черта, за которую ум не переходил никогда. По всему видно было, что чувство, всякая симпатия, не исключая и любви,
входят или входили в ее жизнь наравне с прочими элементами, тогда как у других женщин сразу увидишь, что любовь, если не на деле, то на словах, участвует во всех вопросах жизни и что все остальное входит стороной, настолько, насколько остается простора от любви.
Надо бы взять костяной ножик, да его нет; можно, конечно, спросить и столовый, но Обломов предпочел положить книгу на свое место и направиться к дивану; только что он оперся рукой в шитую подушку, чтоб половчей приладиться лечь, как Захар
вошел в комнату.
Говоря с ней при свидании, он продолжал разговор дома, так что иногда
войдет Захар, а он чрезвычайно нежным и мягким тоном, каким мысленно разговаривал с Ольгой, скажет ему: «Ты, лысый черт, мне давеча опять нечищеные сапоги подал: смотри, чтоб я с тобой не разделался…»
Он уж прочел несколько книг. Ольга просила его рассказывать содержание и с неимоверным терпением слушала его рассказ. Он написал несколько писем в деревню, сменил старосту и
вошел в сношения с одним из соседей через посредство Штольца. Он бы даже поехал в деревню, если б считал возможным уехать от Ольги.
Он издали видел, как Ольга шла по горе, как догнала ее Катя и отдала письмо; видел, как Ольга на минуту остановилась, посмотрела на письмо, подумала, потом кивнула Кате и
вошла в аллею парка.
Обломов пошел в обход, мимо горы, с другого конца
вошел в ту же аллею и, дойдя до средины, сел в траве, между кустами, и ждал.
— Сосед пишет,
входит в подробности, говорит о запашке, об умолоте…
Долго ходили они молча по аллеям рука в руку. Руки у ней влажны и мягки. Они
вошли в парк.
Они
вошли в рощу: он снял шляпу, а она платком отерла ему лоб и начала махать зонтиком в лицо.
— Ты
вошла бы в залу, и несколько чепцов пошевелилось бы от негодования; какой-нибудь один из них пересел бы от тебя… а гордость бы у тебя была все та же, а ты бы сознавала ясно, что ты выше и лучше их.
Обломов сиял, идучи домой. У него кипела кровь, глаза блистали. Ему казалось, что у него горят даже волосы. Так он и
вошел к себе в комнату — и вдруг сиянье исчезло и глаза в неприятном изумлении остановились неподвижно на одном месте: в его кресле сидел Тарантьев.
Потом он задумывался, задумывался все глубже. Он чувствовал, что светлый, безоблачный праздник любви отошел, что любовь в самом деле становилась долгом, что она мешалась со всею жизнью,
входила в состав ее обычных отправлений и начинала линять, терять радужные краски.
Он
вошел на крыльцо и столкнулся с сморщенной старухой, в сарафане, с заткнутым за пояс подолом.
Вдруг сзади его скрипнула дверь, и в комнату
вошла та самая женщина, которую он видел с голой шеей и локтями.
Она не ожидала гостей, и когда Обломов пожелал ее видеть, она на домашнее будничное платье накинула воскресную свою шаль, а голову прикрыла чепцом. Она
вошла робко и остановилась, глядя застенчиво на Обломова.
Братец
вошел на цыпочках и отвечал троекратным поклоном на приветствие Обломова. Вицмундир на нем был застегнут на все пуговицы, так что нельзя было узнать, есть ли на нем белье или нет; галстук завязан простым узлом, и концы спрятаны вниз.
Обломов в хорошую погоду наденет фуражку и обойдет окрестность; там попадет в грязь, здесь
войдет в неприятное сношение с собаками и вернется домой.
Он уж не видел, что делается на сцене, какие там выходят рыцари и женщины; оркестр гремит, а он и не слышит. Он озирается по сторонам и считает, сколько знакомых в театре: вон тут, там — везде сидят, все спрашивают: «Что это за господин
входил к Ольге в ложу?..» — «Какой-то Обломов!» — говорят все.
Илья Ильич лежал небрежно на диване, играя туфлей, ронял ее на пол, поднимал на воздух, повертит там, она упадет, он подхватывает с пола ногой…
Вошел Захар и стал у дверей.
Его разбудило неистовое скаканье на цепи и лай собаки. Кто-то
вошел на двор, кого-то спрашивают. Дворник вызвал Захара. Захар принес Обломову письмо с городской почты.
Лишь только он
вошел в длинную аллею, он видел, как с одной скамьи встала и пошла к нему навстречу женщина под вуалью.
— Да, да, хорошо, хорошо! — торопливо прибавил он, а она
вошла в магазин.
Только братца одного не видит он совсем или видит, как мелькает большой пакет мимо окон, а самого его будто и не слыхать в доме. Даже когда Обломов нечаянно
вошел в комнату, где они обедают, сжавшись в тесную кучу, братец наскоро вытер пальцами губы и скрылся в свою светлицу.
— Не успеете: они, того и гляди,
войдут; они думают, что вы нездоровы. Прощайте, я побегу: они одни, ждут меня…
Цитаты из русской классики со словом «входит»
Ассоциации к слову «входит»
Синонимы к слову «входит»
Предложения со словом «входить»
- При бомбардировках в их обязанности входило убирать людей с улиц, загонять их в подворотни.
- Во второй половине XV века в повседневный обиход уже входили первые печатные книги, которые заметно упрощали распространение культуры и знаний.
- А возможность означает, что кто-то мог входить сюда и оставлять тут угрозы.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «входить»
Афоризмы русских писателей со словом «входить»
- Поэзия — сей пламень небесный, который менее или более входит в состав души человеческой.
- Критика у нас считается самым лёгким ремеслом; за неё берутся все с особенной охотой, и редко кому входит в голову, что для критики нужно иметь талант, вкус, познания, начитанность, нужно уметь владеть языком.
- По какому-то тайному закону, требующему, чтобы во всякую любовь и особенно любовь к женщине, входило чувство жалости, сострадающей нежности…
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно