Неточные совпадения
— Вот еще что выдумал! — говорила мать, обнимавшая между
тем младшего. — И придет
же в голову этакое, чтобы дитя родное било отца. Да будто и до
того теперь: дитя молодое, проехало столько пути, утомилось (это дитя было двадцати с лишком лет и ровно в сажень ростом), ему бы теперь нужно опочить и поесть чего-нибудь, а он заставляет его биться!
Если
же кто-нибудь из них подымался и вставал на время,
то ему представлялась степь усеянною блестящими искрами светящихся червей.
Остапу и Андрию казалось чрезвычайно странным, что при них
же приходила на Сечь гибель народа, и хоть бы кто-нибудь спросил: откуда эти люди, кто они и как их зовут. Они приходили сюда, как будто бы возвращаясь в свой собственный дом, из которого только за час пред
тем вышли. Пришедший являлся только к кошевому, [Кошевой — руководитель коша (стана), выбиравшийся ежегодно.] который обыкновенно говорил...
— Как не можно? Как
же ты говоришь: не имеем права? Вот у меня два сына, оба молодые люди. Еще ни разу ни
тот, ни другой не был на войне, а ты говоришь — не имеем права; а ты говоришь — не нужно идти запорожцам.
Притом
же у нас храм Божий — грех сказать, что такое: вот сколько лет уже, как, по милости Божией, стоит Сечь, а до сих пор не
то уже чтобы снаружи церковь, но даже образа без всякого убранства.
Беспорядочный наряд — у многих ничего не было, кроме рубашки и коротенькой трубки в зубах, — показывал, что они или только что избегнули какой-нибудь беды, или
же до
того загулялись, что прогуляли все, что ни было на теле.
— Стой, стой! — прервал кошевой, дотоле стоявший, потупив глаза в землю, как и все запорожцы, которые в важных делах никогда не отдавались первому порыву, но молчали и между
тем в тишине совокупляли грозную силу негодования. — Стой! и я скажу слово. А что ж вы — так бы и этак поколотил черт вашего батька! — что ж вы делали сами? Разве у вас сабель не было, что ли? Как
же вы попустили такому беззаконию?
Он думал: «Не тратить
же на избу работу и деньги, когда и без
того будет она снесена татарским набегом!» Все всполошилось: кто менял волов и плуг на коня и ружье и отправлялся в полки; кто прятался, угоняя скот и унося, что только можно было унесть.
Ни разу не растерявшись и не смутившись ни от какого случая, с хладнокровием, почти неестественным для двадцатидвухлетнего, он в один миг мог вымерять всю опасность и все положение дела, тут
же мог найти средство, как уклониться от нее, но уклониться с
тем, чтобы потом верней преодолеть ее.
А между
тем запорожцы, протянув вокруг всего города в два ряда свои телеги, расположились так
же, как и на Сечи, куренями, курили свои люльки, менялись добытым оружием, играли в чехарду, в чет и нечет и посматривали с убийственным хладнокровием на город.
Движимый состраданием, он швырнул ему один хлеб, на который
тот бросился, подобно бешеной собаке, изгрыз, искусал его и тут
же, на улице, в страшных судорогах испустил дух от долгой отвычки принимать пищу.
И она опустила тут
же свою руку, положила хлеб на блюдо и, как покорный ребенок, смотрела ему в очи. И пусть бы выразило чье-нибудь слово… но не властны выразить ни резец, ни кисть, ни высоко-могучее слово
того, что видится иной раз во взорах девы, ниже́
того умиленного чувства, которым объемлется глядящий в такие взоры девы.
Если
же выйдет уже так и ничем — ни силой, ни молитвой, ни мужеством — нельзя будет отклонить горькой судьбы,
то мы умрем вместе; и прежде я умру, умру перед тобой, у твоих прекрасных коленей, и разве уже мертвого меня разлучат с тобою.
— Ну, так что
же из
того?
— Врешь, чертов Иуда! — закричал, вышед из себя, Тарас. — Врешь, собака! Ты и Христа распял, проклятый Богом человек! Я тебя убью, сатана! Утекай отсюда, не
то — тут
же тебе и смерть! — И, сказавши это, Тарас выхватил свою саблю.
И вывели на вал скрученных веревками запорожцев. Впереди их был куренной атаман Хлиб, без шаровар и верхнего убранства, — так, как схватили его хмельного. И потупил в землю голову атаман, стыдясь наготы своей перед своими
же козаками и
того, что попал в плен, как собака, сонный. В одну ночь поседела крепкая голова его.
Остап, сняв шапку, всех поблагодарил козаков-товарищей за честь, не стал отговариваться ни молодостью, ни молодым разумом, зная, что время военное и не до
того теперь, а тут
же повел их прямо на кучу и уж показал им всем, что недаром выбрали его в атаманы.
— Много между нами есть старших и советом умнейших, но коли меня почтили,
то мой совет: не терять, товарищи, времени и гнаться за татарином. Ибо вы сами знаете, что за человек татарин. Он не станет с награбленным добром ожидать нашего прихода, а мигом размытарит его, так что и следов не найдешь. Так мой совет: идти. Мы здесь уже погуляли. Ляхи знают, что такое козаки; за веру, сколько было по силам, отмстили; корысти
же с голодного города не много. Итак, мой совет — идти.
Коли уж на
то пошло, что всякий ни во что ставит козацкую честь, позволив себе плюнуть в седые усы свои и попрекнуть себя обидным словом, так не укорит
же никто меня.
— Ну, так поцелуйтесь
же и дайте друг другу прощанье, ибо, бог знает, приведется ли в жизни еще увидеться. Слушайте своего атамана, а исполняйте
то, что сами знаете: сами знаете, что велит козацкая честь.
Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь — и там люди! также божий человек, и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдет до
того, чтобы поведать сердечное слово, — видишь: нет, умные люди, да не
те; такие
же люди, да не
те!
А уж упал с воза Бовдюг. Прямо под самое сердце пришлась ему пуля, но собрал старый весь дух свой и сказал: «Не жаль расстаться с светом. Дай бог и всякому такой кончины! Пусть
же славится до конца века Русская земля!» И понеслась к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отошедшим старцам, как умеют биться на Русской земле и, еще лучше
того, как умеют умирать в ней за святую веру.
Тихо склонился он на руки подхватившим его козакам, и хлынула ручьем молодая кровь, подобно дорогому вину, которое несли в склянном сосуде из погреба неосторожные слуги, поскользнулись тут
же у входа и разбили дорогую сулею: все разлилось на землю вино, и схватил себя за голову прибежавший хозяин, сберегавший его про лучший случай в жизни, чтобы если приведет Бог на старости лет встретиться с товарищем юности,
то чтобы помянуть бы вместе с ним прежнее, иное время, когда иначе и лучше веселился человек…
— Хоть неживого, да довезу тебя! Не попущу, чтобы ляхи поглумились над твоей козацкою породою, на куски рвали бы твое тело да бросали его в воду. Пусть
же хоть и будет орел высмыкать из твоего лоба очи, да пусть
же степовой наш орел, а не ляшский, не
тот, что прилетает из польской земли. Хоть неживого, а довезу тебя до Украйны!
Если
же кто и производил обыск и ревизовку,
то делал это большею частию для своего собственного удовольствия, особливо если на возу находились заманчивые для глаз предметы и если его собственная рука имела порядочный вес и тяжесть.
— Эге-ге! — сказал гайдук. — А я знаю, приятель, ты кто: ты сам из
тех, которые уже сидят у меня. Постой
же, я позову сюда наших..
— Ясновельможный пан! как
же можно, чтобы граф да был козак? А если бы он был козак,
то где бы он достал такое платье и такой вид графский!