Полояров подозрительно и сурово поглядел ему вослед и мрачно нахлобучил на глаза свою войлочную шляпу. Длинные хвосты широких лент развеваясь
понеслись за ним сзади. Он вышел на Невский и пошел отыскивать Анцыфрова с Лидинькой, которых и нашел, наконец, у Аничкина моста.
Неточные совпадения
— Дармоеды-ы, — завывал он и матерно ругался,
за это, по жалобе обывателей, его вызвали в полицию, но, просидев там трое суток, на четвертые рано утром, он снова пронзительно завыл. — Дармоеды-ы, — бесовы дети-и… — И снова
понеслись в воздухе запретные слова.
В промежутках он ходил на охоту, удил рыбу, с удовольствием посещал холостых соседей, принимал иногда у себя и любил изредка покутить, то есть заложить несколько троек, большею частию горячих лошадей,
понестись с ватагой приятелей верст
за сорок, к дальнему соседу, и там пропировать суток трое, а потом с ними вернуться к себе или поехать в город, возмутить тишину сонного города такой громадной пирушкой, что дрогнет все в городе, потом пропасть месяца на три у себя, так что о нем ни слуху ни духу.
Она, не глядя на него, своей рукой устранила его руки и, едва касаясь ногами травы,
понеслась по лугу, не оглянулась назад и скрылась
за деревьями сада, в аллее, ведущей к обрыву.
Как только начала заниматься заря, пернатое царство поднялось на воздух и с шумом и гамом снова
понеслось к югу. Первыми снялись гуси,
за ними пошли лебеди, потом утки, и уже последними тронулись остальные перелетные птицы. Сначала они низко летели над землей, но по мере того как становилось светлее, поднимались все выше и выше.
Спать под деревом мне совсем не хотелось. Я опять ринулся, как сумасшедший, с холма и
понесся к гимназии, откуда один
за другим выходили отэкзаменовавшиеся товарищи. По «закону божию», да еще на последнем экзамене, «резать» было не принято. Выдерживали все, и городишко, казалось, был заполнен нашей опьяняющей радостью. Свобода! Свобода!