Неточные совпадения
Закинутый гордо чуб его захватывал
на пол-аршина
земли.
Около молодого запорожца четверо старых выработывали довольно мелко ногами, вскидывались, как вихорь,
на сторону, почти
на голову музыкантам, и, вдруг опустившись, неслись вприсядку и били круто и крепко своими серебряными подковами плотно убитую
землю.
Земля глухо гудела
на всю округу, и в воздухе далече отдавались гопаки и тропаки, выбиваемые звонкими подковами сапогов.
Тогда выступило из средины народа четверо самых старых, седоусых и седочупринных козаков (слишком старых не было
на Сечи, ибо никто из запорожцев не умирал своею смертью) и, взявши каждый в руки
земли, которая
на ту пору от бывшего дождя растворилась в грязь, положили ее ему
на голову.
— Как! чтобы жиды держали
на аренде христианские церкви! чтобы ксендзы запрягали в оглобли православных христиан! Как! чтобы попустить такие мучения
на Русской
земле от проклятых недоверков! чтобы вот так поступали с полковниками и гетьманом! Да не будет же сего, не будет!
Размешайте заряд пороху в чарке сивухи, духом выпейте, и все пройдет — не будет и лихорадки; а
на рану, если она не слишком велика, приложите просто
земли, замесивши ее прежде слюною
на ладони, то и присохнет рана.
Татарка наклонилась и подняла с
земли оставленный медный светильник
на тонкой высокой ножке, с висевшими вокруг ее
на цепочках щипцами, шпилькой для поправления огня и гасильником.
— Врешь, чертов жид! Такого дела не было
на христианской
земле! Ты путаешь, собака!
И вывели
на вал скрученных веревками запорожцев. Впереди их был куренной атаман Хлиб, без шаровар и верхнего убранства, — так, как схватили его хмельного. И потупил в
землю голову атаман, стыдясь наготы своей перед своими же козаками и того, что попал в плен, как собака, сонный. В одну ночь поседела крепкая голова его.
Кто расположился отдыхать, истомившись от боя; кто присыпал
землей свои раны и драл
на перевязки платки и дорогие одежды, снятые с убитого неприятеля.
Все были хожалые, езжалые: ходили по анатольским берегам, по крымским солончакам и степям, по всем речкам большим и малым, которые впадали в Днепр, по всем заходам [Заход — залив.] и днепровским островам; бывали в молдавской, волошской, в турецкой
земле; изъездили всё Черное море двухрульными козацкими челнами; нападали в пятьдесят челнов в ряд
на богатейшие и превысокие корабли, перетопили немало турецких галер и много-много выстреляли пороху
на своем веку.
Долго еще оставшиеся товарищи махали им издали руками, хотя не было ничего видно. А когда сошли и воротились по своим местам, когда увидели при высветивших ясно звездах, что половины телег уже не было
на месте, что многих, многих нет, невесело стало у всякого
на сердце, и все задумались против воли, утупивши в
землю гульливые свои головы.
Вот как нужно биться и другим в других
землях!» И дал совет поворотить тут же
на табор пушки.
Страшно завизжав по воздуху, перелетели они через головы всего табора и углубились далеко в
землю, взорвав и взметнув высоко
на воздух черную
землю.
Пусть же стоит
на вечные времена православная Русская
земля и будет ей вечная честь!» И зажмурил ослабшие свои очи, и вынеслась козацкая душа из сурового тела.
А уж упал с воза Бовдюг. Прямо под самое сердце пришлась ему пуля, но собрал старый весь дух свой и сказал: «Не жаль расстаться с светом. Дай бог и всякому такой кончины! Пусть же славится до конца века Русская
земля!» И понеслась к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отошедшим старцам, как умеют биться
на Русской
земле и, еще лучше того, как умеют умирать в ней за святую веру.
Не выдержали сильного напору ляхи, а он их гнал и нагнал прямо
на место, где были убиты в
землю колья и обломки копьев.
Но ничего не знал
на то сказать Андрий и стоял, утупивши в
землю очи.
А
на Остапа уже наскочило вдруг шестеро; но не в добрый час, видно, наскочило: с одного полетела голова, другой перевернулся, отступивши; угодило копьем в ребро третьего; четвертый был поотважней, уклонился головой от пули, и попала в конскую грудь горячая пуля, — вздыбился бешеный конь, грянулся о
землю и задавил под собою всадника.
— Хоть неживого, да довезу тебя! Не попущу, чтобы ляхи поглумились над твоей козацкою породою,
на куски рвали бы твое тело да бросали его в воду. Пусть же хоть и будет орел высмыкать из твоего лоба очи, да пусть же степовой наш орел, а не ляшский, не тот, что прилетает из польской
земли. Хоть неживого, а довезу тебя до Украйны!
Все, какие у меня есть, дорогие кубки и закопанное в
земле золото, хату и последнюю одежду продам и заключу с вами контракт
на всю жизнь, с тем чтобы все, что ни добуду
на войне, делить с вами пополам.
Он согласился
на предложение Янкеля переодеться иностранным графом, приехавшим из немецкой
земли, для чего платье уже успел припасти дальновидный жид.
Нет, поднялась вся нация, ибо переполнилось терпение народа, — поднялась отмстить за посмеянье прав своих, за позорное унижение своих нравов, за оскорбление веры предков и святого обычая, за посрамление церквей, за бесчинства чужеземных панов, за угнетенье, за унию, за позорное владычество жидовства
на христианской
земле — за все, что копило и сугубило с давних времен суровую ненависть козаков.
«А, товарищи! не куды пошло!» — сказали все, остановились
на миг, подняли свои нагайки, свистнули — и татарские их кони, отделившись от
земли, распластавшись в воздухе, как змеи, перелетели через пропасть и бултыхнули прямо в Днестр.
— Прощайте, товарищи! — кричал он им сверху. — Вспоминайте меня и будущей же весной прибывайте сюда вновь да хорошенько погуляйте! Что, взяли, чертовы ляхи? Думаете, есть что-нибудь
на свете, чего бы побоялся козак? Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из Русской
земли свой царь, и не будет в мире силы, которая бы не покорилась ему!..
Неточные совпадения
По левую сторону городничего: Земляника, наклонивший голову несколько набок, как будто к чему-то прислушивающийся; за ним судья с растопыренными руками, присевший почти до
земли и сделавший движенье губами, как бы хотел посвистать или произнесть: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» За ним Коробкин, обратившийся к зрителям с прищуренным глазом и едким намеком
на городничего; за ним, у самого края сцены, Бобчинский и Добчинский с устремившимися движеньями рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг
на друга глазами.
Вгляделся барин в пахаря: // Грудь впалая; как вдавленный // Живот; у глаз, у рта // Излучины, как трещины //
На высохшей
земле; // И сам
на землю-матушку // Похож он: шея бурая, // Как пласт, сохой отрезанный, // Кирпичное лицо, // Рука — кора древесная, // А волосы — песок.
Довольно демон ярости // Летал с мечом карающим // Над русскою
землей. // Довольно рабство тяжкое // Одни пути лукавые // Открытыми, влекущими // Держало
на Руси! // Над Русью оживающей // Святая песня слышится, // То ангел милосердия, // Незримо пролетающий // Над нею, души сильные // Зовет
на честный путь.
Такая рожь богатая // В тот год у нас родилася, // Мы
землю не ленясь // Удобрили, ухолили, — // Трудненько было пахарю, // Да весело жнее! // Снопами нагружала я // Телегу со стропилами // И пела, молодцы. // (Телега нагружается // Всегда с веселой песнею, // А сани с горькой думою: // Телега хлеб домой везет, // А сани —
на базар!) // Вдруг стоны я услышала: // Ползком ползет Савелий-дед, // Бледнешенек как смерть: // «Прости, прости, Матренушка! — // И повалился в ноженьки. — // Мой грех — недоглядел!..»
Зерно, что в
землю брошено, // И овощь огородная, // И волос
на нечесаной // Мужицкой голове — // Все ваше, все господское!