Неточные совпадения
И отец с сыном, вместо приветствия после давней отлучки, начали насаживать
друг другу тумаки и
в бока, и
в поясницу, и
в грудь, то отступая и оглядываясь, то вновь наступая.
Они тогда были, как все поступавшие
в бурсу, дики, воспитаны на свободе, и там уже они обыкновенно несколько шлифовались и получали что-то общее, делавшее их похожими
друг на
друга.
Он редко предводительствовал
другими в дерзких предприятиях — обобрать чужой сад или огород, но зато он был всегда одним из первых, приходивших под знамена предприимчивого бурсака, и никогда, ни
в каком случае, не выдавал своих товарищей.
Но один всех живее вскрикивал и летел вслед за
другими в танце.
Часто вместе с
другими товарищами своего куреня, а иногда со всем куренем и с соседними куренями выступали они
в степи для стрельбы несметного числа всех возможных степных птиц, оленей и коз или же выходили на озера, реки и протоки, отведенные по жребию каждому куреню, закидывать невода, сети и тащить богатые тони на продовольствие всего куреня.
Но старый Тарас готовил
другую им деятельность. Ему не по душе была такая праздная жизнь — настоящего дела хотел он. Он все придумывал, как бы поднять Сечь на отважное предприятие, где бы можно было разгуляться как следует рыцарю. Наконец
в один день пришел к кошевому и сказал ему прямо...
Сговорившись с тем и
другим, задал он всем попойку, и хмельные козаки,
в числе нескольких человек, повалили прямо на площадь, где стояли привязанные к столбу литавры,
в которые обыкновенно били сбор на раду. Не нашедши палок, хранившихся всегда у довбиша, они схватили по полену
в руки и начали колотить
в них. На бой прежде всего прибежал довбиш, высокий человек с одним только глазом, несмотря, однако ж, на то, страшно заспанным.
Старшина поднес
в другой раз.
Кирдяга отказался и
в другой раз и потом уже, за третьим разом, взял палицу.
Таким образом кончилось шумное избрание, которому, неизвестно, были ли так рады
другие, как рад был Бульба: этим он отомстил прежнему кошевому; к тому же и Кирдяга был старый его товарищ и бывал с ним
в одних и тех же сухопутных и морских походах, деля суровости и труды боевой жизни.
И видно было, как то там, то
в другом месте падал на землю козак.
Наконец
в том и
в другом углу стало раздаваться: «Вот пропадает даром козацкая сила: нет войны!..
Другие все бросились к челнам, осматривать их и снаряжать
в дорогу.
Там обшивали досками челн; там, переворотивши его вверх дном, конопатили и смолили; там увязывали к бокам
других челнов, по козацкому обычаю, связки длинных камышей, чтобы не затопило челнов морскою волною; там, дальше по всему прибрежью, разложили костры и кипятили
в медных казанах смолу на заливанье судов.
Те исправляли ободья колес и переменяли оси
в телегах; те сносили на возы мешки с провиантом, на
другие валили оружие; те пригоняли коней и волов.
Безумно летают
в нем вверх и вниз, черкая крыльями, птицы, не распознавая
в очи
друг друга, голубка — не видя ястреба, ястреб — не видя голубки, и никто не знает, как далеко летает он от своей погибели…
В одном месте пламя спокойно и величественно стлалось по небу;
в другом, встретив что-то горючее и вдруг вырвавшись вихрем, оно свистело и летело вверх, под самые звезды, и оторванные охлопья его гаснули под самыми дальними небесами.
Нет, они не погасли, не исчезли
в груди его, они посторонились только, чтобы дать на время простор
другим могучим движеньям; но часто, часто смущался ими глубокий сон молодого козака, и часто, проснувшись, лежал он без сна на одре, не умея истолковать тому причины.
Нужно было нечеловеческих сил, чтобы все это съесть, тем более что
в их курене считалось меньше людей, чем
в других.
Он заглянул
в казаны
других куреней — нигде ничего.
— Да, может быть, воевода и сдал бы, но вчера утром полковник, который
в Буджаках, пустил
в город ястреба с запиской, чтобы не отдавали города; что он идет на выручку с полком, да ожидает только
другого полковника, чтоб идти обоим вместе. И теперь всякую минуту ждут их… Но вот мы пришли к дому.
Две
другие еще горели
в двух огромных, почти
в рост человека, подсвечниках, стоявших посередине, несмотря на то что уже давно
в решетчатое широкое окно глядело утро.
Здесь татарка указала Андрию остаться, отворила дверь
в другую комнату, из которой блеснул свет огня.
Он повернулся
в другую сторону и увидел женщину, казалось, застывшую и окаменевшую
в каком-то быстром движении.
Потом уже оказалось, что весь Переяславский курень, расположившийся перед боковыми городскими воротами, был пьян мертвецки; стало быть, дивиться нечего, что половина была перебита, а
другая перевязана прежде, чем все могли узнать,
в чем дело.
«Добре сказал и кошевой!» — отозвалось
в рядах запорожцев. «Доброе слово!» — повторили
другие. И самые седые, стоявшие, как сизые голуби, и те кивнули головою и, моргнувши седым усом, тихо сказали: «Добре сказанное слово!»
Уходя к своему полку, Тарас думал и не мог придумать, куда девался Андрий: полонили ли его вместе с
другими и связали сонного? Только нет, не таков Андрий, чтобы отдался живым
в плен. Между убитыми козаками тоже не было его видно. Задумался крепко Тарас и шел перед полком, не слыша, что его давно называл кто-то по имени.
— А ей-богу, хотел повесить, — отвечал жид, — уже было его слуги совсем схватили меня и закинули веревку на шею, но я взмолился пану, сказал, что подожду долгу, сколько пан хочет, и пообещал еще дать взаймы, как только поможет мне собрать долги с
других рыцарей; ибо у пана хорунжего — я все скажу пану — нет и одного червонного
в кармане.
На
других были легкие шапочки, розовые и голубые с перегнутыми набекрень верхами; кафтаны с откидными рукавами, шитые и золотом и просто выложенные шнурками; у тех сабли и ружья
в дорогих оправах, за которые дорого приплачивались паны, — и много было всяких
других убранств.
Не хотели гордые шляхтичи смешаться
в ряды с
другими, и у которого не было команды, тот ехал один с своими слугами.
— Не давать им, не давать им строиться и становиться
в ряды! — кричал кошевой. — Разом напирайте на них все курени! Оставляйте прочие ворота! Тытаревский курень, нападай сбоку! Дядькивский курень, нападай с
другого! Напирайте на тыл, Кукубенко и Палывода! Мешайте, мешайте и розните их!
Потом вновь пробился
в кучу, напал опять на сбитых с коней шляхтичей, одного убил, а
другому накинул аркан на шею, привязал к седлу и поволок его по всему полю, снявши с него саблю с дорогою рукоятью и отвязавши от пояса целый черенок [Черенок — кошелек.] с червонцами.
А Кукубенко уже кинул его и пробился с своими незамайковцами
в другую кучу.
Один только козак, Максим Голодуха, вырвался дорогою из татарских рук, заколол мирзу, отвязал у него мешок с цехинами и на татарском коне,
в татарской одежде полтора дни и две ночи уходил от погони, загнал насмерть коня, пересел дорогою на
другого, загнал и того, и уже на третьем приехал
в запорожский табор, разведав на дороге, что запорожцы были под Дубной.
Куренные были: Ностюган, Покрышка, Невылычкий; и много еще
других славных и храбрых козаков захотело попробовать меча и могучего плеча
в схватке с татарином.
Славнейшей кончины уже не будет
в другом месте для старого козака».
— Ну, так поцелуйтесь же и дайте
друг другу прощанье, ибо, бог знает, приведется ли
в жизни еще увидеться. Слушайте своего атамана, а исполняйте то, что сами знаете: сами знаете, что велит козацкая честь.
А козаки все до одного прощались, зная, что много будет работы тем и
другим; но не повершили, однако ж, тотчас разлучиться, а повершили дождаться темной ночной поры, чтобы не дать неприятелю увидеть убыль
в козацком войске.
Тарас видел, как смутны стали козацкие ряды и как уныние, неприличное храброму, стало тихо обнимать козацкие головы, но молчал: он хотел дать время всему, чтобы пообыклись они и к унынью, наведенному прощаньем с товарищами, а между тем
в тишине готовился разом и вдруг разбудить их всех, гикнувши по-казацки, чтобы вновь и с большею силой, чем прежде, воротилась бодрость каждому
в душу, на что способна одна только славянская порода — широкая, могучая порода перед
другими, что море перед мелководными реками.
Больше и крепче всех
других он был
в козацком обозе; двойною крепкою шиною были обтянуты дебелые колеса его; грузно был он навьючен, укрыт попонами, крепкими воловьими кожами и увязан туго засмоленными веревками.
— Я угощаю вас, паны-братья, — так сказал Бульба, — не
в честь того, что вы сделали меня своим атаманом, как ни велика подобная честь, не
в честь также прощанья с нашими товарищами: нет,
в другое время прилично то и
другое; не такая теперь перед нами минута.
Бывали и
в других землях товарищи, но таких, как
в Русской земле, не было таких товарищей.
Нет, братцы, так любить, как русская душа, — любить не то чтобы умом или чем
другим, а всем, чем дал Бог, что ни есть
в тебе, а… — сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: — Нет, так любить никто не может!
Уже не видно было за великим дымом, обнявшим то и
другое воинство, не видно было, как то одного, то
другого не ставало
в рядах; но чувствовали ляхи, что густо летели пули и жарко становилось дело; и когда попятились назад, чтобы посторониться от дыма и оглядеться, то многих недосчитались
в рядах своих.
Тарас видел еще издали, что беда будет всему Незамайковскому и Стебликивскому куреню, и вскрикнул зычно: «Выбирайтесь скорей из-за возов, и садись всякий на коня!» Но не поспели бы сделать то и
другое козаки, если бы Остап не ударил
в самую середину; выбил фитили у шести пушкарей, у четырех только не мог выбить: отогнали его назад ляхи.
Не одна останется вдова
в Глухове, Немирове, Чернигове и
других городах.
Оставил он тех козаков и поворотил с своими
в другую неприятельскую гущу.
Иной раз повершал такое дело, какого мудрейшему не придумать, а
в другой — просто дурь одолевала казака.
Ударили сбоку на передних, сбили их, отделили от задних, дали по гостинцу тому и
другому, а Голокопытенко хватил плашмя по спине Андрия, и
в тот же час пустились бежать от них, сколько достало козацкой мочи.
А на Остапа уже наскочило вдруг шестеро; но не
в добрый час, видно, наскочило: с одного полетела голова,
другой перевернулся, отступивши; угодило копьем
в ребро третьего; четвертый был поотважней, уклонился головой от пули, и попала
в конскую грудь горячая пуля, — вздыбился бешеный конь, грянулся о землю и задавил под собою всадника.