Глядя на него, слушая его, видя его деятельность, распоряжения по хозяйству, отношения к окружающим его людям, к приказчикам, крестьянам — ко всем, кто около него был, с кем он соприкасался, с кем работал или просто говорил, жил вместе, Райский удивлялся до наивности каким-то наружно будто противоположностям, гармонически уживавшимся в нем: мягкости речи, обращения — с твердостью, почти методическою, намерений и поступков, ненарушимой правильности взгляда, строгой справедливости — с добротой, тонкой, природной, а не выработанной гуманностью, снисхождением, — далее, смеси какого-то трогательного недоверия к своим личным качествам, робких и стыдливых сомнений в себе — с смелостью и настойчивостью
в распоряжениях, работах, поступках, делах.
Добрый купец и старушка, мать его, угощали нас как родных, отдали весь дом
в распоряжение, потом ни за что не хотели брать денег. «Мы рады добрым людям, — говорили они, — ни за что не возьмем: вы нас обидите».
— Разве можно тут разговаривать, — сказала она, — пройдите сюда, там одна Верочка. — И она вперед прошла в соседнюю дверь крошечной, очевидно одиночной камеры, отданной теперь
в распоряжение политических женщин. На нарах, укрывшись с головой, лежала Вера Ефремовна.
Неточные совпадения
Утвердившись таким образом
в самом центре, единомыслие градоначальническое неминуемо повлечет за собой и единомыслие всеобщее. Всякий обыватель, уразумев, что градоначальники: а) распоряжаются единомысленно, б) палят также единомысленно, — будет единомысленно же и изготовляться к воспринятию сих мероприятий. Ибо от такого единомыслия некуда будет им деваться. Не будет, следственно, ни свары, ни розни, а будут
распоряжения и пальба повсеместная.
Другого градоначальника я знал весьма тощего, который тоже не имел успеха, потому что едва появился
в своем городе, как сразу же был прозван от обывателей одною из тощих фараоновых коров, и затем уж ни одно из его
распоряжений действительной силы иметь не могло.
Он строго порицал
распоряжение, вследствие которого приезжий чиновник был засажен
в блошиный завод, и предрекал Глупову великие от того бедствия.
Грустилов возвратился домой усталый до изнеможения; однако ж он еще нашел
в себе достаточно силы, чтобы подписать
распоряжение о наипоспешнейшей высылке из города аптекаря Зальцфиша.
Бессонная ходьба по прямой линии до того сокрушила его железные нервы, что, когда затих
в воздухе последний удар топора, он едва успел крикнуть:"Шабаш!" — как тут же повалился на землю и захрапел, не сделав даже
распоряжения о назначении новых шпионов.