Неточные совпадения
Два страшные
глаза прямо вперились в него, как бы готовясь сожрать его; на устах написано
было грозное повеленье молчать.
Омакнул в воду губку, прошел ею по нем несколько раз, смыв с него почти всю накопившуюся и набившуюся пыль и грязь, повесил перед собой на стену и подивился еще более необыкновенной работе: всё лицо почти ожило, и
глаза взглянули на него так, что он, наконец, вздрогнул и, попятившись назад, произнес изумленным голосом: «Глядит, глядит человеческими
глазами!» Ему пришла вдруг на ум история, слышанная давно им от своего профессора, об одном портрете знаменитого Леонардо да Винчи, над которым великий мастер трудился несколько лет и всё еще почитал его неоконченным и который, по словам Вазари,
был, однако же, почтен от всех за совершеннейшее и окончательнейшее произведение искусства.
Окончательнее всего
были в нем
глаза, которым изумлялись современники; даже малейшие, чуть видные в них жилки
были не упущены и приданы полотну.
Это
были живые, это
были человеческие
глаза!
Свертки разворачивались, золото блестело, заворачивалось вновь, и он сидел, уставивши неподвижно и бессмысленно свои
глаза в пустой воздух, не
будучи в состояньи оторваться от такого предмета, — как ребенок, сидящий пред сладким блюдом и видящий, глотая слюнки, как
едят его другие.
Теперь в его власти
было всё то, на что он глядел доселе завистливыми
глазами, чем любовался издали, глотая слюнки.
— Об вас столько пишут; ваши портреты, говорят, верх совершенства. — Сказавши это, дама наставила на
глаз лорнет и побежала быстро осматривать стены, на которых ничего не
было. — А где же ваши портреты?
Но художник понял, что опасенья
были насчет желтизны, и успокоил их, сказав, что он только придаст более блеску и выраженья
глазам. А по справедливости, ему
было слишком совестно и хотелось хотя сколько-нибудь более придать сходства с оригиналом, дабы не укорил его кто-нибудь в решительном бесстыдстве. И точно, черты бледной девушки стали, наконец, выходить яснее из облика Психеи.
Один требовал себя изобразить в сильном, энергическом повороте головы; другой с поднятыми кверху вдохновенными
глазами; гвардейский поручик требовал непременно, чтобы в
глазах виден
был Марс; гражданский сановник норовил так, чтобы побольше
было прямоты, благородства в лице и чтобы рука оперлась на книгу, на которой бы четкими словами
было написано: «Всегда стоял за правду».
Так рассказывал он своим посетителям, и посетители дивились силе и бойкости его кисти, издавали даже восклицания, услышав, как быстро они производились, и потом пересказывали друг другу: «Это талант, истинный талант! Посмотрите, как он говорит, как блестят его
глаза! Il a quelque chose d'extraordinaire dans toute sa figure!» [
Есть что-то необыкновенное во всей его внешности! (франц.)]
Везде уловлена
была эта плывучая округлость линий, заключенная в природе, которую видит только один
глаз художника-создателя и которая выходит углами у копииста.
Почти невозможно
было выразить той необыкновенной тишины, которою невольно
были объяты все, вперившие
глаза на картину, — ни шелеста, ни звука; а картина между тем ежеминутно казалась выше и выше; светлей и чудесней отделялась от всего и вся превратилась, наконец, в один миг, плод налетевшей с небес на художника мысли, миг, к которому вся жизнь человеческая
есть одно только приготовление.
Ему начали чудиться давно забытые, живые
глаза необыкновенного портрета, и тогда бешенство его
было ужасно.
Портрет, по-видимому, уже несколько раз
был ресторирован и поновлен и представлял смуглые черты какого-то азиатца в широком платье, с необыкновенным, странным выраженьем в лице; но более всего обступившие
были поражены необыкновенной живостью
глаз.
Но несколько примеров, случившихся в непродолжительное время пред
глазами всех,
были живы и разительны.
Эти сильные черты, врезанные так глубоко, как не случается у человека; этот горячий бронзовый цвет лица; эта непомерная гущина бровей, невыносимые, страшные
глаза, даже самые широкие складки его азиатской одежды — всё, казалось, как будто говорило, что пред страстями, двигавшимися в этом теле,
были бледны все страсти других людей.
В этих
глазах столько
было силы, что, казалось, нельзя бы и помыслить передать их точно, как
были в натуре.
«В картине художника, точно,
есть много таланта, — сказал он, — но нет святости в лицах;
есть даже, напротив того, что-то демонское в
глазах, как будто бы рукою художника водило нечистое чувство».
Он благословил меня и обнял. Никогда в жизни не
был я так возвышенно подвигнут. Благоговейно, более нежели с чувством сына, прильнул я к груди его и поцеловал в рассыпавшиеся его серебряные волосы. Слеза блеснула в его
глазах.
— Исполни, сын мой, одну мою просьбу, — сказал он мне уже при самом расставаньи. — Может
быть, тебе случится увидеть где-нибудь тот портрет, о котором я говорил тебе. Ты его узнаешь вдруг по необыкновенным
глазам и неестественному их выражению, — во что бы то ни
было истреби его…
И долго все присутствовавшие оставались в недоумении, не зная, действительно ли они видели эти необыкновенные
глаза, или это
была просто мечта, представшая только на миг
глазам их, утружденным долгим рассматриваньем старинных картин.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом
был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое
было амбре, чтоб нельзя
было войти и нужно бы только этак зажмурить
глаза. (Зажмуривает
глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Хлестаков. Оробели? А в моих
глазах точно
есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я знаю, что ни одна женщина не может их выдержать, не так ли?
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь не спишь, стараешься для отечества, не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда
будет. (Окидывает
глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Марья Антоновна. Нейдет, я что угодно даю, нейдет: для этого нужно, чтоб
глаза были совсем темные.
Вздрогнула я, одумалась. // — Нет, — говорю, — я Демушку // Любила, берегла… — // «А зельем не
поила ты? // А мышьяку не сыпала?» // — Нет! сохрани Господь!.. — // И тут я покорилася, // Я в ноги поклонилася: // —
Будь жалостлив,
будь добр! // Вели без поругания // Честному погребению // Ребеночка предать! // Я мать ему!.. — Упросишь ли? // В груди у них нет душеньки, // В
глазах у них нет совести, // На шее — нет креста!