Неточные совпадения
— Ну, ступай же
с Богом, —
говорил Иван Иванович. — Чего ж ты стоишь? ведь я тебя не бью! — и, обратившись
с такими расспросами к другому, к третьему, наконец возвращается домой или заходит выпить рюмку водки к соседу Ивану Никифоровичу, или к
судье, или к городничему.
Очень хороший также человек Иван Никифорович. Его двор возле двора Ивана Ивановича. Они такие между собою приятели, каких свет не производил. Антон Прокофьевич Попопуз, который до сих пор еще ходит в коричневом сюртуке
с голубыми рукавами и обедает по воскресным дням у
судьи, обыкновенно
говорил, что Ивана Никифоровича и Ивана Ивановича сам черт связал веревочкой. Куда один, туда и другой плетется.
— Я нарочно старался узнать, —
говорил судья, прихлебывая чай уже
с простывшей чашки, — каким образом это делается, что они поют хорошо.
Тут чтец немного остановился, чтобы снова высморкаться, а
судья с благоговением сложил руки и только
говорил про себя...
— Куда же вы, Иван Никифорович? —
говорил ему вслед
судья. — Посидите немного! выпейте чаю! Орышко! что ты стоишь, глупая девка, и перемигиваешься
с канцелярскими? Ступай принеси чаю!
Неточные совпадения
Ляпкин-Тяпкин,
судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину.
Говорит басом
с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
«Что, кумушка, ты так грустна?» // Ей
с ветки ласково Голубка ворковала: // «Или о том, что миновала // У нас весна // И
с ней любовь, спустилось солнце ниже, // И что к зиме мы стали ближе?» — // «Как, бедной, мне не горевать?» // Кукушка
говорит: «Будь ты сама
судьёю: // Любила счастливо я нынешней весною, // И, наконец, я стала мать;
Уже раза два раздался его громкий хохот и, наверно, совсем неуместно, потому что рядом
с его голосом, а иногда и побеждая его голос, раздавались голоса обеих женщин, вовсе не выражавшие веселости, и преимущественно молодой женщины, той, которая давеча визжала: она
говорила много, нервно, быстро, очевидно что-то обличая и жалуясь, ища суда и
судьи.
— Батюшка, Аркадий Павлыч, —
с отчаяньем заговорил старик, — помилуй, заступись, — какой я грубиян? Как перед Господом Богом
говорю, невмоготу приходится. Невзлюбил меня Софрон Яковлич, за что невзлюбил — Господь ему
судья! Разоряет вконец, батюшка… Последнего вот сыночка… и того… (На желтых и сморщенных глазах старика сверкнула слезинка.) Помилуй, государь, заступись…
— Это так, вертопрахи, —
говорил он, — конечно, они берут, без этого жить нельзя, но, то есть, эдак ловкости или знания закона и не спрашивайте. Я расскажу вам, для примера, об одном приятеле.
Судьей был лет двадцать, в прошедшем году помре, — вот был голова! И мужики его лихом не поминают, и своим хлеба кусок оставил. Совсем особенную манеру имел. Придет, бывало, мужик
с просьбицей,
судья сейчас пускает к себе, такой ласковый, веселый.