Неточные совпадения
Даже
самая погода весьма кстати прислужилась:
день был
не то ясный,
не то мрачный, а какого-то светло-серого цвета, какой бывает только
на старых мундирах гарнизонных солдат, этого, впрочем, мирного войска, но отчасти нетрезвого по воскресным
дням.
Для пополнения картины
не было недостатка в петухе, предвозвестнике переменчивой погоды, который, несмотря
на то что голова продолблена была до
самого мозгу носами других петухов по известным
делам волокитства, горланил очень громко и даже похлопывал крыльями, обдерганными, как старые рогожки.
Здесь Манилов, сделавши некоторое движение головою, посмотрел очень значительно в лицо Чичикова, показав во всех чертах лица своего и в сжатых губах такое глубокое выражение, какого, может быть, и
не видано было
на человеческом лице, разве только у какого-нибудь слишком умного министра, да и то в минуту
самого головоломного
дела.
— Я уж знала это: там все хорошая работа. Третьего года сестра моя привезла оттуда теплые сапожки для детей: такой прочный товар, до сих пор носится. Ахти, сколько у тебя тут гербовой бумаги! — продолжала она, заглянувши к нему в шкатулку. И в
самом деле, гербовой бумаги было там немало. — Хоть бы мне листок подарил! а у меня такой недостаток; случится в суд просьбу подать, а и
не на чем.
—
Не хочу! — сказал Чичиков и поднес, однако ж, обе руки
на всякий случай поближе к лицу, ибо
дело становилось в
самом деле жарко.
— И такой скверный анекдот, что сена хоть бы клок в целом хозяйстве! — продолжал Плюшкин. — Да и в
самом деле, как прибережешь его? землишка маленькая, мужик ленив, работать
не любит, думает, как бы в кабак… того и гляди, пойдешь
на старости лет по миру!
Селифан молча слушал очень долго и потом вышел из комнаты, сказавши Петрушке: «Ступай
раздевать барина!» Петрушка принялся снимать с него сапоги и чуть
не стащил вместе с ними
на пол и
самого барина.
Перед ним стояла
не одна губернаторша: она держала под руку молоденькую шестнадцатилетнюю девушку, свеженькую блондинку с тоненькими и стройными чертами лица, с остреньким подбородком, с очаровательно круглившимся овалом лица, какое художник взял бы в образец для Мадонны и какое только редким случаем попадается
на Руси, где любит все оказаться в широком размере, всё что ни есть: и горы и леса и степи, и лица и губы и ноги; ту
самую блондинку, которую он встретил
на дороге, ехавши от Ноздрева, когда, по глупости кучеров или лошадей, их экипажи так странно столкнулись, перепутавшись упряжью, и дядя Митяй с дядею Миняем взялись распутывать
дело.
Одна очень любезная дама, — которая приехала вовсе
не с тем чтобы танцевать, по причине приключившегося, как
сама выразилась, небольшого инкомодите [Инкомодитé (от фр. l’incommоdité) — здесь: нездоровье.] в виде горошинки
на правой ноге, вследствие чего должна была даже надеть плисовые сапоги, —
не вытерпела, однако же, и сделала несколько кругов в плисовых сапогах, для того именно, чтобы почтмейстерша
не забрала в
самом деле слишком много себе в голову.
Как они делают, бог их ведает: кажется, и
не очень мудреные вещи говорят, а девица то и
дело качается
на стуле от смеха; статский же советник бог знает что расскажет: или поведет речь о том, что Россия очень пространное государство, или отпустит комплимент, который, конечно, выдуман
не без остроумия, но от него ужасно пахнет книгою; если же скажет что-нибудь смешное, то
сам несравненно больше смеется, чем та, которая его слушает.
Конечно, никак нельзя было предполагать, чтобы тут относилось что-нибудь к Чичикову; однако ж все, как поразмыслили каждый с своей стороны, как припомнили, что они еще
не знают, кто таков
на самом деле есть Чичиков, что он
сам весьма неясно отзывался насчет собственного лица, говорил, правда, что потерпел по службе за правду, да ведь все это как-то неясно, и когда вспомнили при этом, что он даже выразился, будто имел много неприятелей, покушавшихся
на жизнь его, то задумались еще более: стало быть, жизнь его была в опасности, стало быть, его преследовали, стало быть, он ведь сделал же что-нибудь такое… да кто же он в
самом деле такой?
Англичанин стоит и сзади держит
на веревке собаку, и под собакой разумеется Наполеон: «Смотри, мол, говорит, если что
не так, так я
на тебя сейчас выпущу эту собаку!» — и вот теперь они, может быть, и выпустили его с острова Елены, и вот он теперь и пробирается в Россию, будто бы Чичиков, а в
самом деле вовсе
не Чичиков.
Поди ты сладь с человеком!
не верит в Бога, а верит, что если почешется переносье, то непременно умрет; пропустит мимо создание поэта, ясное как
день, все проникнутое согласием и высокою мудростью простоты, а бросится именно
на то, где какой-нибудь удалец напутает, наплетет, изломает, выворотит природу, и ему оно понравится, и он станет кричать: «Вот оно, вот настоящее знание тайн сердца!» Всю жизнь
не ставит в грош докторов, а кончится тем, что обратится наконец к бабе, которая лечит зашептываньями и заплевками, или, еще лучше, выдумает
сам какой-нибудь декохт из невесть какой дряни, которая, бог знает почему, вообразится ему именно средством против его болезни.
На вопрос, точно ли Чичиков имел намерение увезти губернаторскую дочку и правда ли, что он
сам взялся помогать и участвовать в этом
деле, Ноздрев отвечал, что помогал и что если бы
не он, то
не вышло бы ничего, — тут он и спохватился было, видя, что солгал вовсе напрасно и мог таким образом накликать
на себя беду, но языка никак уже
не мог придержать.
А между тем в существе своем Андрей Иванович был
не то доброе,
не то дурное существо, а просто — коптитель неба. Так как уже немало есть
на белом свете людей, коптящих небо, то почему же и Тентетникову
не коптить его? Впрочем, вот в немногих словах весь журнал его
дня, и пусть из него судит читатель
сам, какой у него был характер.
Запустить так имение, которое могло бы приносить по малой мере пятьдесят тысяч годового доходу!» И,
не будучи в силах удержать справедливого негодования, повторял он: «Решительно скотина!»
Не раз посреди таких прогулок приходило ему
на мысль сделаться когда-нибудь
самому, — то есть, разумеется,
не теперь, но после, когда обделается главное
дело и будут средства в руках, — сделаться
самому мирным владельцем подобного поместья.
— Самого-то следствия они
не делали, а всем судом заворотили
на экономический двор, к старику, графскому эконому, да три
дня и три ночи без просыпу — в карты.
«Что ж? почему ж
не проездиться? — думал между тем Платонов. — Авось-либо будет повеселее. Дома же мне делать нечего, хозяйство и без того
на руках у брата; стало быть, расстройства никакого. Почему ж, в
самом деле,
не проездиться?»
— Да что ж тебе? Ну, и ступай, если захотелось! — сказал хозяин и остановился: громко, по всей комнате раздалось храпенье Платонова, а вслед за ним Ярб захрапел еще громче. Уже давно слышался отдаленный стук в чугунные доски.
Дело потянуло за полночь. Костанжогло заметил, что в
самом деле пора
на покой. Все разбрелись, пожелав спокойного сна друг другу, и
не замедлили им воспользоваться.
Трудное
дело хозяйства становилось теперь так легко и понятно и так казалось свойственно
самой его натуре, что начал помышлять он сурьезно о приобретении
не воображаемого, но действительного поместья; он определил тут же
на деньги, которые будут выданы ему из ломбарда за фантастические души, приобресть поместье уже
не фантастическое.
— Да как же в
самом деле: три
дни от тебя ни слуху ни духу! Конюх от Петуха привел твоего жеребца. «Поехал, говорит, с каким-то барином». Ну, хоть бы слово сказал: куды, зачем,
на сколько времени? Помилуй, братец, как же можно этак поступать? А я бог знает чего
не передумал в эти
дни!
— Позвольте вам вместо того, чтобы заводить длинное
дело, вы, верно,
не хорошо рассмотрели
самое завещание: там, верно, есть какая-нибудь приписочка. Вы возьмите его
на время к себе. Хотя, конечно, подобных вещей
на дом брать запрещено, но если хорошенько попросить некоторых чиновников… Я с своей стороны употреблю мое участие.
— Афанасий Васильевич! вновь скажу вам — это другое. В первом случае я вижу, что я все-таки делаю. Говорю вам, что я готов пойти в монастырь и
самые тяжкие, какие
на меня ни наложат, труды и подвиги я буду исполнять там. Я уверен, что
не мое
дело рассуждать, что взыщется <с тех>, которые заставили меня делать; там я повинуюсь и знаю, что Богу повинуюсь.
—
Не я-с, Петр Петрович, наложу-с <
на> вас, а так как вы хотели бы послужить, как говорите
сами, так вот богоугодное
дело. Строится в одном месте церковь доброхотным дательством благочестивых людей. Денег нестает, нужен сбор. Наденьте простую сибирку… ведь вы теперь простой человек, разорившийся дворянин и тот же нищий: что ж тут чиниться? — да с книгой в руках,
на простой тележке и отправляйтесь по городам и деревням. От архиерея вы получите благословенье и шнурованную книгу, да и с Богом.