Неточные совпадения
Господин скинул с себя картуз и размотал с шеи шерстяную, радужных цветов косынку,
какую женатым приготовляет своими руками супруга, снабжая приличными наставлениями,
как закутываться, а холостым — наверное
не могу сказать,
кто делает, бог
их знает, я никогда
не носил таких косынок.
Впрочем, приезжий делал
не всё пустые вопросы;
он с чрезвычайною точностию расспросил,
кто в городе губернатор,
кто председатель палаты,
кто прокурор, — словом,
не пропустил ни одного значительного чиновника; но еще с большею точностию, если даже
не с участием, расспросил обо всех значительных помещиках: сколько
кто имеет душ крестьян,
как далеко живет от города,
какого даже характера и
как часто приезжает в город; расспросил внимательно о состоянии края:
не было ли
каких болезней в
их губернии — повальных горячек, убийственных каких-либо лихорадок, оспы и тому подобного, и все так обстоятельно и с такою точностию, которая показывала более, чем одно простое любопытство.
Откуда возьмется и надутость и чопорность, станет ворочаться по вытверженным наставлениям, станет ломать голову и придумывать, с
кем и
как, и сколько нужно говорить,
как на
кого смотреть, всякую минуту будет бояться, чтобы
не сказать больше, чем нужно, запутается наконец сама, и кончится тем, что станет наконец врать всю жизнь, и выдет просто черт знает что!» Здесь
он несколько времени помолчал и потом прибавил: «А любопытно бы знать, чьих она? что,
как ее отец? богатый ли помещик почтенного нрава или просто благомыслящий человек с капиталом, приобретенным на службе?
Заманчиво мелькали мне издали сквозь древесную зелень красная крыша и белые трубы помещичьего дома, и я ждал нетерпеливо, пока разойдутся на обе стороны заступавшие
его сады и
он покажется весь с своею, тогда, увы! вовсе
не пошлою, наружностью; и по
нем старался я угадать,
кто таков сам помещик, толст ли
он, и сыновья ли у
него, или целых шестеро дочерей с звонким девическим смехом, играми и вечною красавицей меньшею сестрицей, и черноглазы ли
они, и весельчак ли
он сам или хмурен,
как сентябрь в последних числах, глядит в календарь да говорит про скучную для юности рожь и пшеницу.
— Да
кого же знакомого? Все мои знакомые перемерли или раззнакомились. Ах, батюшка!
как не иметь, имею! — вскричал
он. — Ведь знаком сам председатель, езжал даже в старые годы ко мне,
как не знать! однокорытниками были, вместе по заборам лазили!
как не знакомый? уж такой знакомый! так уж
не к
нему ли написать?
Если же между
ими и происходило какое-нибудь то, что называют другое-третье, то
оно происходило втайне, так что
не было подаваемо никакого вида, что происходило; сохранялось все достоинство, и самый муж так был приготовлен, что если и видел другое-третье или слышал о
нем, то отвечал коротко и благоразумно пословицею: «
Кому какое дело, что кума с кумом сидела».
Впрочем, если слово из улицы попало в книгу,
не писатель виноват, виноваты читатели, и прежде всего читатели высшего общества: от
них первых
не услышишь ни одного порядочного русского слова, а французскими, немецкими и английскими
они, пожалуй, наделят в таком количестве, что и
не захочешь, и наделят даже с сохранением всех возможных произношений: по-французски в нос и картавя, по-английски произнесут,
как следует птице, и даже физиономию сделают птичью, и даже посмеются над тем,
кто не сумеет сделать птичьей физиономии; а вот только русским ничем
не наделят, разве из патриотизма выстроят для себя на даче избу в русском вкусе.
Казалось,
как будто
он хотел взять
их приступом; весеннее ли расположение подействовало на
него, или толкал
его кто сзади, только
он протеснялся решительно вперед, несмотря ни на что; откупщик получил от
него такой толчок, что пошатнулся и чуть-чуть удержался на одной ноге,
не то бы, конечно, повалил за собою целый ряд; почтмейстер тоже отступился и посмотрел на
него с изумлением, смешанным с довольно тонкой иронией, но
он на
них не поглядел;
он видел только вдали блондинку, надевавшую длинную перчатку и, без сомнения, сгоравшую желанием пуститься летать по паркету.
Как ни велик был в обществе вес Чичикова, хотя
он и миллионщик, и в лице
его выражалось величие и даже что-то марсовское и военное, но есть вещи, которых дамы
не простят никому, будь
он кто бы ни было, и тогда прямо пиши пропало!
Конечно, почтмейстер и председатель и даже сам полицеймейстер,
как водится, подшучивали над нашим героем, что уж
не влюблен ли
он и что мы знаем, дескать, что у Павла Ивановича сердечишко прихрамывает, знаем,
кем и подстрелено; но все это никак
его не утешало,
как он ни пробовал усмехаться и отшучиваться.
Конечно, никак нельзя было предполагать, чтобы тут относилось что-нибудь к Чичикову; однако ж все,
как поразмыслили каждый с своей стороны,
как припомнили, что
они еще
не знают,
кто таков на самом деле есть Чичиков, что
он сам весьма неясно отзывался насчет собственного лица, говорил, правда, что потерпел по службе за правду, да ведь все это как-то неясно, и когда вспомнили при этом, что
он даже выразился, будто имел много неприятелей, покушавшихся на жизнь
его, то задумались еще более: стало быть, жизнь
его была в опасности, стало быть,
его преследовали, стало быть,
он ведь сделал же что-нибудь такое… да
кто же
он в самом деле такой?
А между тем появленье смерти так же было страшно в малом,
как страшно
оно и в великом человеке: тот,
кто еще
не так давно ходил, двигался, играл в вист, подписывал разные бумаги и был так часто виден между чиновников с своими густыми бровями и мигающим глазом, теперь лежал на столе, левый глаз уже
не мигал вовсе, но бровь одна все еще была приподнята с каким-то вопросительным выражением.
В это время, когда экипаж был таким образом остановлен, Селифан и Петрушка, набожно снявши шляпу, рассматривали,
кто,
как, в чем и на чем ехал, считая числом, сколько было всех и пеших и ехавших, а барин, приказавши
им не признаваться и
не кланяться никому из знакомых лакеев, тоже принялся рассматривать робко сквозь стеклышка, находившиеся в кожаных занавесках: за гробом шли, снявши шляпы, все чиновники.
Я поставлю полные баллы во всех науках тому,
кто ни аза
не знает, да ведет себя похвально; а в
ком я вижу дурной дух да насмешливость, я тому нуль, хотя
он Солона заткни за пояс!» Так говорил учитель,
не любивший насмерть Крылова за то, что
он сказал: «По мне, уж лучше пей, да дело разумей», — и всегда рассказывавший с наслаждением в лице и в глазах,
как в том училище, где
он преподавал прежде, такая была тишина, что слышно было,
как муха летит; что ни один из учеников в течение круглого года
не кашлянул и
не высморкался в классе и что до самого звонка нельзя было узнать, был ли
кто там или нет.
Говорили
они все как-то сурово, таким голосом,
как бы собирались
кого прибить; приносили частые жертвы Вакху, показав таким образом, что в славянской природе есть еще много остатков язычества; приходили даже подчас в присутствие,
как говорится, нализавшись, отчего в присутствии было нехорошо и воздух был вовсе
не ароматический.
Чичиков в качестве поверенного, прежде расположивши всех (без предварительного расположения,
как известно,
не может быть даже взята простая справка или выправка, все же хоть по бутылке мадеры придется влить во всякую глотку), — итак, расположивши всех,
кого следует, объяснил
он, что вот
какое, между прочим, обстоятельство: половина крестьян вымерла, так чтобы
не было каких-нибудь потом привязок…
Вы посмеетесь даже от души над Чичиковым, может быть, даже похвалите автора, скажете: «Однако ж кое-что
он ловко подметил, должен быть веселого нрава человек!» И после таких слов с удвоившеюся гордостию обратитесь к себе, самодовольная улыбка покажется на лице вашем, и вы прибавите: «А ведь должно согласиться, престранные и пресмешные бывают люди в некоторых провинциях, да и подлецы притом немалые!» А
кто из вас, полный христианского смиренья,
не гласно, а в тишине, один, в минуты уединенных бесед с самим собой, углубит во внутрь собственной души сей тяжелый запрос: «А нет ли и во мне какой-нибудь части Чичикова?» Да,
как бы
не так!
И вдруг предстал в
его мыслях,
как живой,
его ни с
кем не сравненный, чудесный воспитатель, никем
не заменимый Александр Петрович, — и в три ручья потекли вдруг слезы из глаз
его.
Но
как вдруг исчезнул бы этот гнев, если бы она увидела в несчастии того самого, на
кого гневалась,
как бы вдруг бросила она
ему свой кошелек
не размышляя, умно ли это или глупо, и разорвала на себе платье для перевязки, если б
он был ранен!
— Ну, расспросите у
него, вы увидите, что… [В рукописи четыре слова
не разобрано.] Это всезнай, такой всезнай,
какого вы нигде
не найдете.
Он мало того что знает,
какую почву что любит, знает,
какое соседство для
кого нужно, поблизости
какого леса нужно сеять
какой хлеб. У нас у всех земля трескается от засух, а у
него нет.
Он рассчитает, насколько нужно влажности, столько и дерева разведет; у
него все играет две-три роли: лес лесом, а полю удобренье от листьев да от тени. И это во всем так.
Думал
он также и о том, что надобно торопиться закупать, у
кого какие еще находятся беглецы и мертвецы, ибо помещики друг перед другом спешат закладывать имения и скоро во всей России может
не остаться и угла,
не заложенного в казну.
— То есть, если бы
он не так со мной поступил; но
он хочет,
как я вижу, знаться судом. Пожалуй, посмотрим,
кто выиграет. Хоть на плане и
не так ясно, но есть свидетели — старики еще живы и помнят.
Если бы терзаемому палящей жаждой влил
кто в засохнувшее горло струю ключевой воды, то
он бы
не оживился так,
как оживился бедный Чичиков.
— Ваше сиятельство, — сказал Муразов, —
кто бы ни был человек, которого вы называете мерзавцем, но ведь
он человек.
Как же
не защищать человека, когда знаешь, что
он половину зол делает от грубости и неведенья? Ведь мы делаем несправедливости на всяком шагу и всякую минуту бываем причиной несчастья другого, даже и
не с дурным намереньем. Ведь ваше сиятельство сделали также большую несправедливость.
Следовало бы тоже принять во внимание и прежнюю жизнь человека, потому что, если
не рассмотришь все хладнокровно, а накричишь с первого раза, — запугаешь только
его, да и признанья настоящего
не добьешься: а
как с участием
его расспросишь,
как брат брата, — сам все выскажет и даже
не просит о смягчении, и ожесточенья ни против
кого нет, потому что ясно видит, что
не я
его наказываю, а закон.