— Ну, и Бог с тобой, — сказала она у двери кабинета, где уже были приготовлены ему абажур на свече и
графин воды у кресла. — А я напишу в Москву.
Самгин снял шляпу, поправил очки, оглянулся: у окна, раскаленного солнцем, — широкий кожаный диван, пред ним, на полу, — старая, истоптанная шкура белого медведя, в углу — шкаф для платья с зеркалом во всю величину двери; у стены — два кожаных кресла и маленький, круглый стол, а на нем
графин воды, стакан.
Вечером, вскоре после обеда, в большой зале, где особенно, как для лекции, поставили рядами стулья с высокими резными спинками, а перед столом кресло и столик с
графином воды для проповедника, стали собираться на собрание, на котором должен был проповедовать приезжий Кизеветер.
Салфеток не было, ложки были жестяные и деревянные, стаканов было два, и на столе стоял только серый
графин воды с отбитым горлышком; но обед был не скучен: разговор не умолкал.
На террасу отеля, сквозь темно-зеленый полог виноградных лоз, золотым дождем льется солнечный свет — золотые нити, протянутые в воздухе. На серых кафлях пола и белых скатертях столов лежат странные узоры теней, и кажется, что, если долго смотреть на них, — научишься читать их, как стихи, поймешь, о чем они говорят. Гроздья винограда играют на солнце, точно жемчуг или странный мутный камень оливин, а в
графине воды на столе — голубые бриллианты.
Неточные совпадения
— Это наше русское равнодушие, — сказал Вронский, наливая
воду из ледяного
графина в тонкий стакан на ножке, — не чувствовать обязанностей, которые налагают на нас наши права, и потому отрицать эти обязанности.
Этим движением он зацепил столик, на котором стояла сельтерская
вода и
графин с коньяком, и чуть не столкнул его. Он хотел подхватить, уронил и с досады толкнул ногой стол и позвонил.
— Воздуху пропустить, свежего! Да водицы бы вам, голубчик, испить, ведь это припадок-с! — И он бросился было к дверям приказать
воды, но тут же в углу, кстати, нашелся
графин с
водой.
— Батюшка, испейте, — шептал он, бросаясь к нему с
графином, — авось поможет… — Испуг и самое участие Порфирия Петровича были до того натуральны, что Раскольников умолк и с диким любопытством стал его рассматривать.
Воды, впрочем, он не принял.
— Создателем действительных культурных ценностей всегда был инстинкт собственности, и Маркс вовсе не отрицал этого. Все великие умы благоговели пред собственностью, как основой культуры, — возгласил доцент Пыльников, щупая правой рукою
графин с
водой и все размахивая левой, но уже не с бумажками в ней, а с какой-то зеленой книжкой.