Неточные совпадения
После небольшого послеобеденного сна он приказал подать умыться
и чрезвычайно долго тер мылом обе щеки, подперши их извнутри языком; потом, взявши с плеча трактирного слуги полотенце, вытер им со всех сторон полное свое лицо, начав из-за ушей
и фыркнув прежде
раза два
в самое лицо трактирного слуги.
Впрочем, редко случалось, чтобы это было довезено домой; почти
в тот же день спускалось оно все другому, счастливейшему игроку, иногда даже прибавлялась собственная трубка с кисетом
и мундштуком, а
в другой
раз и вся четверня со всем: с коляской
и кучером, так что
сам хозяин отправлялся
в коротеньком сюртучке или архалуке искать какого-нибудь приятеля, чтобы попользоваться его экипажем.
Потом пили какой-то бальзам, носивший такое имя, которое даже трудно было припомнить, да
и сам хозяин
в другой
раз назвал его уже другим именем.
Известно, что есть много на свете таких лиц, над отделкою которых натура недолго мудрила, не употребляла никаких мелких инструментов, как-то: напильников, буравчиков
и прочего, но просто рубила со своего плеча: хватила топором
раз — вышел нос, хватила
в другой — вышли губы, большим сверлом ковырнула глаза
и, не обскобливши, пустила на свет, сказавши: «Живет!» Такой же
самый крепкий
и на диво стаченный образ был у Собакевича: держал он его более вниз, чем вверх, шеей не ворочал вовсе
и в силу такого неповорота редко глядел на того, с которым говорил, но всегда или на угол печки, или на дверь.
Чичиков еще
раз окинул комнату,
и все, что
в ней ни было, — все было прочно, неуклюже
в высочайшей степени
и имело какое-то странное сходство с
самим хозяином дома;
в углу гостиной стояло пузатое ореховое бюро на пренелепых четырех ногах, совершенный медведь.
Подошедши к бюро, он переглядел их еще
раз и уложил, тоже чрезвычайно осторожно,
в один из ящиков, где, верно, им суждено быть погребенными до тех пор, покамест отец Карп
и отец Поликарп, два священника его деревни, не погребут его
самого, к неописанной радости зятя
и дочери, а может быть,
и капитана, приписавшегося ему
в родню.
В анониме было так много заманчивого
и подстрекающего любопытство, что он перечел
и в другой
и в третий
раз письмо
и наконец сказал: «Любопытно бы, однако ж, знать, кто бы такая была писавшая!» Словом, дело, как видно, сделалось сурьезно; более часу он все думал об этом, наконец, расставив руки
и наклоня голову, сказал: «А письмо очень, очень кудряво написано!» Потом,
само собой разумеется, письмо было свернуто
и уложено
в шкатулку,
в соседстве с какою-то афишею
и пригласительным свадебным билетом, семь лет сохранявшимся
в том же положении
и на том же месте.
Заговорил о превратностях судьбы; уподобил жизнь свою судну посреди морей, гонимому отовсюду ветрами; упомянул о том, что должен был переменить много мест
и должностей, что много потерпел за правду, что даже
самая жизнь его была не
раз в опасности со стороны врагов,
и много еще рассказал он такого, из чего Тентетников мог видеть, что гость его был скорее практический человек.
Запустить так имение, которое могло бы приносить по малой мере пятьдесят тысяч годового доходу!»
И, не будучи
в силах удержать справедливого негодования, повторял он: «Решительно скотина!» Не
раз посреди таких прогулок приходило ему на мысль сделаться когда-нибудь
самому, — то есть, разумеется, не теперь, но после, когда обделается главное дело
и будут средства
в руках, — сделаться
самому мирным владельцем подобного поместья.
Гребцы, хвативши
разом в двадцать четыре весла, подымали вдруг все весла вверх,
и катер
сам собой, как легкая птица, стремился по недвижной зеркальной поверхности.
Неточные совпадения
Хлестаков. Это правда. Я, признаюсь,
сам люблю иногда заумствоваться: иной
раз прозой, а
в другой
и стишки выкинутся.
Софья. Сегодня, однако же,
в первый
раз здешняя хозяйка переменила со мною свой поступок. Услышав, что дядюшка мой делает меня наследницею, вдруг из грубой
и бранчивой сделалась ласковою до
самой низкости,
и я по всем ее обинякам вижу, что прочит меня
в невесты своему сыну.
Произошел обычный прием,
и тут
в первый
раз в жизни пришлось глуповцам на деле изведать, каким горьким испытаниям может быть подвергнуто
самое упорное начальстволюбие.
Бросились они все
разом в болото,
и больше половины их тут потопло («многие за землю свою поревновали», говорит летописец); наконец, вылезли из трясины
и видят: на другом краю болотины, прямо перед ними, сидит
сам князь — да глупый-преглупый! Сидит
и ест пряники писаные. Обрадовались головотяпы: вот так князь! лучшего
и желать нам не надо!
Между тем новый градоначальник оказался молчалив
и угрюм. Он прискакал
в Глупов, как говорится, во все лопатки (время было такое, что нельзя было терять ни одной минуты)
и едва вломился
в пределы городского выгона, как тут же, на
самой границе, пересек уйму ямщиков. Но даже
и это обстоятельство не охладило восторгов обывателей, потому что умы еще были полны воспоминаниями о недавних победах над турками,
и все надеялись, что новый градоначальник во второй
раз возьмет приступом крепость Хотин.