Неточные совпадения
И то сказать, что
люди были вовсе не простого десятка, не какие-нибудь мужики хуторянские.
— То-то и
есть, что если где замешалась чертовщина, то ожидай столько проку, сколько от голодного москаля, — значительно сказал
человек с шишкою на лбу.
— Вот как раз до того теперь, чтобы женихов отыскивать! Дурень, дурень! тебе, верно, и на роду написано остаться таким! Где ж таки ты видел, где ж таки ты слышал, чтобы добрый
человек бегал теперь за женихами? Ты подумал бы лучше, как пшеницу с рук сбыть; хорош должен
быть и жених там! Думаю, оборваннейший из всех голодрабцев.
В смуглых чертах цыгана
было что-то злобное, язвительное, низкое и вместе высокомерное:
человек, взглянувший на него, уже готов
был сознаться, что в этой чудной душе кипят достоинства великие, но которым одна только награда
есть на земле — виселица.
— Э, кум! оно бы не годилось рассказывать на ночь; да разве уже для того, чтобы угодить тебе и добрым
людям (при сем обратился он к гостям), которым, я примечаю, столько же, как и тебе, хочется узнать про эту диковину. Ну,
быть так. Слушайте ж!
Как вот раз, под вечерок, приходит какой-то
человек: «Ну, жид, отдавай свитку мою!» Жид сначала
было и не познал, а после, как разглядел, так и прикинулся, будто в глаза не видал.
Люди с тех пор открещиваются от того места, и вот уже
будет лет с десяток, как не
было на нем ярмарки.
— Э, голубчик! обманывай других этим;
будет еще тебе от заседателя за то, чтобы не пугал чертовщиною
людей.
— Вот, как видишь, — продолжал Черевик, оборотясь к Грицьку, — наказал бог, видно, за то, что провинился перед тобою. Прости, добрый
человек! Ей-Богу, рад бы
был сделать все для тебя… Но что прикажешь? В старухе дьявол сидит!
Только по дыму и можно
было узнать, что живет там
человек божий.
В том селе
был у одного козака, прозвищем Коржа, работник, которого
люди звали Петром Безродным; может, оттого, что никто не помнил ни отца его, ни матери.
Вот теперь на этом самом месте, где стоит село наше, кажись, все спокойно; а ведь еще не так давно, еще покойный отец мой и я запомню, как мимо развалившегося шинка, который нечистое племя долго после того поправляло на свой счет, доброму
человеку пройти нельзя
было.
— Знаешь ли, что я думаю? — прервала девушка, задумчиво уставив в него свои очи. — Мне все что-то будто на ухо шепчет, что вперед нам не видаться так часто. Недобрые у вас
люди: девушки все глядят так завистливо, а парубки… Я примечаю даже, что мать моя с недавней поры стала суровее приглядывать за мною. Признаюсь, мне веселее у чужих
было.
Что, если бы у
людей были крылья, как у птиц, — туда бы полететь, высоко, высоко…
Месяц, остановившийся над его головою, показывал полночь; везде тишина; от пруда веял холод; над ним печально стоял ветхий дом с закрытыми ставнями; мох и дикий бурьян показывали, что давно из него удалились
люди. Тут он разогнул свою руку, которая судорожно
была сжата во все время сна, и вскрикнул от изумления, почувствовавши в ней записку. «Эх, если бы я знал грамоте!» — подумал он, оборачивая ее перед собою на все стороны. В это мгновение послышался позади его шум.
Доброму
человеку не только развернуться, приударить горлицы или гопака, прилечь даже негде
было, когда в голову заберется хмель и ноги начнут писать покой [Покой — название буквы «п» в старинной русской азбуке.] — он — по.
Месяц величаво поднялся на небо посветить добрым
людям и всему миру, чтобы всем
было весело колядовать и славить Христа.
Но зато сзади он
был настоящий губернский стряпчий в мундире, потому что у него висел хвост, такой острый и длинный, как теперешние мундирные фалды; только разве по козлиной бороде под мордой, по небольшим рожкам, торчавшим на голове, и что весь
был не белее трубочиста, можно
было догадаться, что он не немец и не губернский стряпчий, а просто черт, которому последняя ночь осталась шататься по белому свету и выучивать грехам добрых
людей.
Кузнец
был богобоязливый
человек и писал часто образа святых: и теперь еще можно найти в Т… церкви его евангелиста Луку.
Когда эти
люди не
будут суетны!
«Не любит она меня, — думал про себя, повеся голову, кузнец. — Ей все игрушки; а я стою перед нею как дурак и очей не свожу с нее. И все бы стоял перед нею, и век бы не сводил с нее очей! Чудная девка! чего бы я не дал, чтобы узнать, что у нее на сердце, кого она любит! Но нет, ей и нужды нет ни до кого. Она любуется сама собою; мучит меня, бедного; а я за грустью не вижу света; а я ее так люблю, как ни один
человек на свете не любил и не
будет никогда любить».
Ведьма сама почувствовала, что холодно, несмотря на то что
была тепло одета; и потому, поднявши руки кверху, отставила ногу и, приведши себя в такое положение, как
человек, летящий на коньках, не сдвинувшись ни одним суставом, спустилась по воздуху, будто по ледяной покатой горе, и прямо в трубу.
— Э, Одарка! — сказала веселая красавица, оборотившись к одной из девушек, — у тебя новые черевики! Ах, какие хорошие! и с золотом! Хорошо тебе, Одарка, у тебя
есть такой
человек, который все тебе покупает; а мне некому достать такие славные черевики.
Черт всплеснул руками и начал от радости галопировать на шее кузнеца. «Теперь-то попался кузнец! — думал он про себя, — теперь-то я вымещу на тебе, голубчик, все твои малеванья и небылицы, взводимые на чертей! Что теперь скажут мои товарищи, когда узнают, что самый набожнейший из всего села
человек в моих руках?» Тут черт засмеялся от радости, вспомнивши, как
будет дразнить в аде все хвостатое племя, как
будет беситься хромой черт, считавшийся между ними первым на выдумки.
— Постой, голубчик! — закричал кузнец, — а вот это как тебе покажется? — При сем слове он сотворил крест, и черт сделался так тих, как ягненок. — Постой же, — сказал он, стаскивая его за хвост на землю, —
будешь ты у меня знать подучивать на грехи добрых
людей и честных христиан! — Тут кузнец, не выпуская хвоста, вскочил на него верхом и поднял руку для крестного знамения.
— Вот это хорошо! — сказала она с таким видом, в котором заметна
была радость ястреба. — Это хорошо, что наколядовали столько! Вот так всегда делают добрые
люди; только нет, я думаю, где-нибудь подцепили. Покажите мне сейчас, слышите, покажите сей же час мешок ваш!
— Мы не чернецы, — продолжал запорожец, — а
люди грешные. Падки, как и все честное христианство, до скоромного.
Есть у нас не мало таких, которые имеют жен, только не живут с ними на Сечи.
Есть такие, что имеют жен в Польше;
есть такие, что имеют жен в Украине;
есть такие, что имеют жен и в Турещине.
— Ну,
будет с тебя, вставай! старых
людей всегда слушай! Забудем все, что
было меж нами! Ну, теперь говори, чего тебе хочется?
— Говорил: «Ты посмотри на меня, Катерина, я хорош!
Люди напрасно говорят, что я дурен. Я
буду тебе славным мужем. Посмотри, как я поглядываю очами!» Тут навел он на меня огненные очи, я вскрикнула и пробудилась.
— Отчего же, тесть, — продолжал он вслух, — ты говоришь, что вкуса нет в галушках? Худо сделаны, что ли? Моя Катерина так делает галушки, что и гетьману редко достается
есть такие. А брезгать ими нечего. Это христианское кушанье! Все святые
люди и угодники Божии едали галушки.
— Катерина! постой на одно слово: ты можешь спасти мою душу. Ты не знаешь еще, как добр и милосерд бог. Слышала ли ты про апостола Павла, какой
был он грешный
человек, но после покаялся и стал святым.
За Киевом показалось неслыханное чудо. Все паны и гетьманы собирались дивиться сему чуду: вдруг стало видимо далеко во все концы света. Вдали засинел Лиман, за Лиманом разливалось Черное море. Бывалые
люди узнали и Крым, горою подымавшийся из моря, и болотный Сиваш. По левую руку видна
была земля Галичская.
— То Карпатские горы! — говорили старые
люди, — меж ними
есть такие, с которых век не сходит снег, а тучи пристают и ночуют там.
Не мог бы ни один
человек в свете рассказать, что
было на душе у колдуна; а если бы он заглянул и увидел, что там деялось, то уже не досыпал бы он ночей и не засмеялся бы ни разу.
Нередко бывало по всему миру, что земля тряслась от одного конца до другого: то оттого делается, толкуют грамотные
люди, что
есть где-то близ моря гора, из которой выхватывается пламя и текут горящие реки.
Пел и веселые песни старец и повоживал своими очами на народ, как будто зрящий; а пальцы, с приделанными к ним костями, летали как муха по струнам, и казалось, струны сами играли; а кругом народ, старые
люди, понурив головы, а молодые, подняв очи на старца, не смели и шептать между собою.
Как умер Петро, призвал Бог души обоих братьев, Петра и Ивана, на суд. «Великий
есть грешник сей
человек! — сказал Бог.
Та мука для него
будет самая страшная: ибо для
человека нет большей муки, как хотеть отмстить и не мочь отмстить».
Ну, дай Бог ему здоровья,
человек он
был всегда добрый для меня, взял и списал.
Было уже ему без малого пятнадцать лет, когда перешел он во второй класс, где вместо сокращенного катехизиса и четырех правил арифметики принялся он за пространный, за книгу о должностях
человека и за дроби. Но, увидевши, что чем дальше в лес, тем больше дров, и получивши известие, что батюшка приказал долго жить, пробыл еще два года и, с согласия матушки, вступил потом в П*** пехотный полк.
Большая часть офицеров
пила выморозки и умела таскать жидов за пейсики не хуже гусаров; несколько
человек даже танцевали мазурку, и полковник П*** полка никогда не упускал случая заметить об этом, разговаривая с кем-нибудь в обществе.
Впрочем, Иван Федорович, как уже имел я случай заметить прежде,
был такой
человек, который не допускал к себе скуки.
Пьяницу мельника, который совершенно
был ни к чему не годен, она, собственною своею мужественною рукою дергая каждый день за чуб, без всякого постороннего средства умела сделать золотом, а не
человеком.
Будучи уверен, что его теперь никто не собьет и не смешает, он говорил и об огурцах, и о посеве картофеля, и о том, какие в старину
были разумные
люди — куда против теперешних! — и о том, как всё, чем далее, умнеет и доходит к выдумыванию мудрейших вещей.
Словом, это
был один из числа тех
людей, которые с величайшим удовольствием любят позаняться услаждающим душу разговором и
будут говорить обо всем, о чем только можно говорить.
Так вот как морочит нечистая сила
человека! Я знаю хорошо эту землю: после того нанимали ее у батька под баштан соседние козаки. Земля славная! и урожай всегда бывал на диво; но на заколдованном месте никогда не
было ничего доброго. Засеют как следует, а взойдет такое, что и разобрать нельзя: арбуз не арбуз, тыква не тыква, огурец не огурец… черт знает что такое!