Цитаты со словом «гор»
Горы горшков, закутанных в сено, медленно двигались, кажется, скучая своим заключением и темнотою; местами только какая-нибудь расписанная ярко миска или макитра хвастливо выказывалась из высоко взгроможденного на возу плетня и привлекала умиленные взгляды поклонников роскоши.
Жилки ее вздрогнули, и сердце забилось так, как еще никогда, ни при какой радости, ни при каком
горе: и чудно и любо ей показалось, и сама не могла растолковать, что делалось с нею.
Видишь ли ты тот старый, развалившийся сарай, что вон-вон стоит под
горою?
Стекла наваленных кучами оконниц
горели; зеленые фляжки и чарки на столах у шинкарок превратились в огненные; горы дынь, арбузов и тыкв казались вылитыми из золота и темной меди.
Давай с
горя пьянствовать.
Угнездился в том самом сарае, который, ты видел, развалился под
горою и мимо которого ни один добрый человек не пройдет теперь, не оградив наперед себя крестом святым, и стал черт такой гуляка, какого не сыщешь между парубками.
Жид рассмотрел хорошенько свитку: сукно такое, что и в Миргороде не достанешь! а красный цвет
горит, как огонь, так что не нагляделся бы!
Не думая, не гадая долго, бросила в огонь — не
горит бесовская одежда!
Тут Черевик хотел было потянуть узду, чтобы провести свою кобылу и обличить во лжи бесстыдного поносителя, но рука его с необыкновенною легкостью ударилась в подбородок. Глянул — в ней перерезанная узда и к узде привязанный — о, ужас! волосы его поднялись
горою! — кусок красного рукава свитки!..Плюнув, крестясь и болтая руками, побежал он от неожиданного подарка и, быстрее молодого парубка, пропал в толпе.
—
Горе нам, сиротам бедным!
Какой же он хороший! как чудно
горят его черные очи! как любо говорит он...
Тетка покойного деда рассказывала, — а женщине, сами знаете, легче поцеловаться с чертом, не во гнев будь сказано, нежели назвать кого красавицею, — что полненькие щеки козачки были свежи и ярки, как мак самого тонкого розового цвета, когда, умывшись божьею росою,
горит он, распрямляет листики и охорашивается перед только что поднявшимся солнышком; что брови словно черные шнурочки, какие покупают теперь для крестов и дукатов девушки наши у проходящих по селам с коробками москалей, ровно нагнувшись, как будто гляделись в ясные очи; что ротик, на который глядя облизывалась тогдашняя молодежь, кажись, на то и создан был, чтобы выводить соловьиные песни; что волосы ее, черные, как крылья ворона, и мягкие, как молодой лен (тогда еще девушки наши не заплетали их в дрибушки, перевивая красивыми, ярких цветов синдячками), падали курчавыми кудрями на шитый золотом кунтуш.
Только напрасно думал бедняжка залить свое
горе.
«Ге-ге-ге! да как
горит! — заревел он, пересыпая на руку червонцы.
А ведь и дела только одного потребую за целую
гору таких цацек».
Деревья, все в крови, казалось,
горели и стонали.
Пооденутся в турецкие и татарские платья: все
горит на них, как жар…
Страшно ей было оставаться сперва одной в хате, да после свыклась бедняжка с своим
горем.
Вдруг весь задрожал, как на плахе; волосы поднялись
горою… и он засмеялся таким хохотом, что страх врезался в сердце Пидорки.
Тут он отворотился, насунул набекрень свою шапку и гордо отошел от окошка, тихо перебирая струны бандуры. Деревянная ручка у двери в это время завертелась: дверь распахнулась со скрыпом, и девушка на поре семнадцатой весны, обвитая сумерками, робко оглядываясь и не выпуская деревянной ручки, переступила через порог. В полуясном мраке
горели приветно, будто звездочки, ясные очи; блистало красное коралловое монисто, и от орлиных очей парубка не могла укрыться даже краска, стыдливо вспыхнувшая на щеках ее.
Возле леса, на
горе, дремал с закрытыми ставнями старый деревянный дом; мох и дикая трава покрывали его крышу; кудрявые яблони разрослись перед его окнами; лес, обнимая своею тенью, бросал на него дикую мрачность; ореховая роща стлалась у подножия его и скатывалась к пруду.
Глядит: страшная черная кошка крадется к ней; шерсть на ней
горит, и железные когти стучат по полу.
Душа
горела у меня узнать эту птицу, да рожа замазана сажею, как у черта, что кует гвозди для грешников.
Тут он приблизился к хате; окно было отперто; лучи месяца проходили чрез него и падали на спящую перед ним Ганну; голова ее оперлась на руку; щеки тихо
горели; губы шевелились, неясно произнося его имя.
Солнце убралось на отдых; где-где
горели вместо него красноватые полосы; по полю пестрели нивы, что праздничные плахты чернобровых молодиц.
Почему ж не пособить человеку в таком
горе? Дед объявил напрямик, что скорее даст он отрезать оселедец с собственной головы, чем допустит черта понюхать собачьей мордой своей христианской души.
Кинулся достать чужого ума: собрал всех бывших тогда в шинке добрых людей, чумаков и просто заезжих, и рассказал, что так и так, такое-то приключилось
горе.
На другом берегу
горит огонь и, кажется, вот-вот готовится погаснуть, и снова отсвечивается в речке, вздрагивавшей, как польский шляхтич в козачьих лапах.
Ведьма сама почувствовала, что холодно, несмотря на то что была тепло одета; и потому, поднявши руки кверху, отставила ногу и, приведши себя в такое положение, как человек, летящий на коньках, не сдвинувшись ни одним суставом, спустилась по воздуху, будто по ледяной покатой
горе, и прямо в трубу.
Чудно блещет месяц! Трудно рассказать, как хорошо потолкаться в такую ночь между кучею хохочущих и поющих девушек и между парубками, готовыми на все шутки и выдумки, какие может только внушить весело смеющаяся ночь. Под плотным кожухом тепло; от мороза еще живее
горят щеки; а на шалости сам лукавый подталкивает сзади.
«Чего доброго! может быть, он с
горя вздумает влюбиться в другую и с досады станет называть ее первою красавицею на селе?
[Ярь — блестящая белая краска; бакан — багряная краска.] а голубая так и
горит! важная работа! должно быть, грунт наведен был блейвасом.
И вся
горела; и к утру влюбилась по уши в кузнеца.
Приехал и названый брат есаула, Данило Бурульбаш, с другого берега Днепра, где, промеж двумя
горами, был его хутор, с молодою женою Катериною и с годовым сыном.
Не богата на них утварь, не
горит ни серебро, ни золото, но никакая нечистая сила не посмеет прикоснуться к тому, у кого они в доме.
Тихо светит по всему миру: то месяц показался из-за
горы. Будто дамасскою дорого́ю и белою, как снег, кисеею покрыл он гористый берег Днепра, и тень ушла еще далее в чащу сосен.
Любо глянуть с середины Днепра на высокие
горы, на широкие луга, на зеленые леса! Горы те — не горы: подошвы у них нет, внизу их, как и вверху, острая вершина, и под ними и над ними высокое небо. Те леса, что стоят на холмах, не леса: то волосы, поросшие на косматой голове лесного деда. Под нею в воде моется борода, и под бородою и над волосами высокое небо. Те луга — не луга: то зеленый пояс, перепоясавший посередине круглое небо, и в верхней половине и в нижней половине прогуливается месяц.
Все вышли. Из-за
горы показалась соломенная кровля: то дедовские хоромы пана Данила. За ними еще гора, а там уже и поле, а там хоть сто верст пройди, не сыщешь ни одного козака.
Хутор пана Данила между двумя
горами, в узкой долине, сбегающей к Днепру.
Я думала, что у тебя капля жалости есть, что в твоем каменном теле человечье чувство
горит.
— Да, сны много говорят правды. Однако ж знаешь ли ты, что за
горою не так спокойно? Чуть ли не ляхи стали выглядывать снова. Мне Горобець прислал сказать, чтобы я не спал. Напрасно только он заботится; я и без того не сплю. Хлопцы мои в эту ночь срубили двенадцать засеков. Посполитство [Посполитство — польские и литовские паны.] будем угощать свинцовыми сливами, а шляхтичи потанцуют и от батогов.
А из окошка далеко блестят
горы и Днепр.
Он, как старик, ворчит и ропщет; ему все не мило; все переменилось около него; тихо враждует он с прибережными
горами, лесами, лугами и несет на них жалобу в Черное море.
Верный Стецько уже стоял одетый во всей козацкой сбруе. Данило надел смушевую шапку, закрыл окошко, задвинул засовами дверь, замкнул и вышел потихоньку из двора, промеж спавшими своими козаками, в
горы.
Небо почти все прочистилось. Свежий ветер чуть-чуть навевал с Днепра. Если бы не слышно было издали стенания чайки, то все бы казалось онемевшим. Но вот почудился шорох… Бурульбаш с верным слугою тихо спрятался за терновник, прикрывавший срубленный засек. Кто-то в красном жупане, с двумя пистолетами, с саблею при боку, спускался с
горы.
Воздушная Катерина задрожала. Но уже пан Данило был давно на земле и пробирался с своим верным Стецьком в свои
горы. «Страшно, страшно!» — говорил он про себя, почувствовав какую-то робость в козацком сердце, и скоро прошел двор свой, на котором так же крепко спали козаки, кроме одного, сидевшего на сторо́же и курившего люльку. Небо все было засеяно звездами.
В глубоком подвале у пана Данила, за тремя замками, сидит колдун, закованный в железные цепи; а подале над Днепром
горит бесовский его замок, и алые, как кровь, волны хлебещут и толпятся вокруг старинных стен.
Вот кто-то показался по дороге — это козак! И тяжело вздохнул узник. Опять все пусто. Вот кто-то вдали спускается… Развевается зеленый кунтуш…
горит на голове золотой кораблик… Это она! Еще ближе приникнул он к окну. Вот уже подходит близко…
Цитаты из русской классики со словом «гор»
Предложения со словом «гора»
- По мере приближения к вершине горы склон становился всё круче.
- Она медленно повернулась на камне и неторопливо зашагала вверх по тропинке, где навстречу ей по пологому склону горы спускался высокий лес.
- Окружающая природа была сурово-величественна. Сосновые леса на вершинах высоких гор казались просто вереском. Пошёл снег, подул резкий, холодный ветер.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «гора»
Афоризмы русских писателей со словом «гора»
- Горе, как непролившаяся из раны кровь, образует сгусток, который может впоследствии разорвать человека, уничтожить его.
- Но горе музу не берет.
- Горе душит — не задушит,
Вольный ветер слезы сушит,
А веселье, чуть погладит,
Сразу с бедным сердцем сладит.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно