Неточные совпадения
«Эрмитаж» стал давать огромные барыши — пьянство и разгул пошли вовсю. Московские «именитые» купцы и богатеи посерее шли прямо в кабинеты, где сразу распоясывались… Зернистая
икра подавалась в серебряных ведрах, аршинных стерлядей на уху приносили прямо в кабинеты, где их и закалывали… И все-таки спаржу
с ножа ели и ножом резали артишоки. Из кабинетов особенно славился красный, в котором московские прожигатели жизни ученую свинью у клоуна Таити съели…
Все это у П. И. Шаблыкина было к сезону — ничего не пропустит. А когда, бывало, к новому году
с Урала везут багряную
икру зернистую и рыбу — первым делом ее пробуют в Английском клубе.
Еще за кутьей, этим поминовенным кушаньем, состоявшим из холодного риса
с изюмом, и за блинами со свежей
икрой, которую лакеи накладывали полными ложками на тарелки, слышался непрерывный топот вместе
с постукиванием ножей. Если закрыть глаза, представлялось, что сидишь в конюшне
с деревянным полом. Это гости согревали ноги.
Ароматная паюсная, мартовская,
с Сальянских промыслов, пухла на серебряных блюдах; далее сухая мешочная — тонким ножом пополам каждая икринка режется — высилась, сохраняя форму мешков, а лучшая в мире паюсная
икра с особым землистым ароматом, ачуевская — кучугур, стояла огромными глыбами на блюдах…
Знал, что кому предложить: кому нежной, как сливочное масло, лососины, кому свежего лангуста или омара, чудищем красневшего на окне, кому
икру, памятуя, что один любит белужью, другой стерляжью, третий кучугур, а тот сальян. И всех помнил Иван Федорович и разговаривал
с каждым таким покупателем, как равный
с равным, соображаясь со вкусом каждого.
А вот и наши. Важно, ни на кого не обращая внимания, сомом проплыл наш непобедимый учитель фехтования Тарас Петрович Тарасов,
с грозными усами и веником под мышкой. Его атлетическая грузная фигура начинала уже покрываться слоем жира, еще увеличившим холмы бицепсов и жилистые
икры ног… Вот
с кого лепить Геркулеса!
Меню его было таково: порция холодной белуги или осетрины
с хреном,
икра, две тарелки ракового супа, селянки рыбной или селянки из почек
с двумя расстегаями, а потом жареный поросенок, телятина или рыбное, смотря по сезону.
Моментально на столе выстроились холодная смирновка во льду, английская горькая, шустовская рябиновка и портвейн Леве № 50 рядом
с бутылкой пикона. Еще двое пронесли два окорока провесной, нарезанной прозрачно розовыми, бумажной толщины, ломтиками. Еще поднос, на нем тыква
с огурцами, жареные мозги дымились на черном хлебе и два серебряных жбана
с серой зернистой и блестяще-черной ачуевской паюсной
икрой. Неслышно вырос Кузьма
с блюдом семги, украшенной угольниками лимона.
Потом под
икру ачуевскую, потом под зернистую
с крошечным расстегаем из налимьих печенок, по рюмке сперва белой холодной смирновки со льдом, а потом ее же, подкрашенной пикончиком, выпили английской под мозги и зубровки под салат оливье…
В фельетонцах он утверждал, что катанье на тройках есть признак наступления зимы; что есть блины
с икрой — все равно, что в море купаться; что открытие «Аркадии» и «Ливадии» знаменует наступление весны. Вопросцы он разрабатывал крохотные, но дразнящие, оставляя, однако ж, в запасе лазейку, которая давала бы возможность отпереться. Вообще принял себе за правило писать бойко и хлестко; ненавидел принципы и убеждения и о писателях этой категории отзывался, что они напускают на публику уныние и скучищу.
О, языческое удельное княжество Москва! Она ест блины горячими, как огонь, ест с маслом, со сметаной,
с икрой зернистой, с паюсной, с салфеточной, с ачуевской, с кетовой, с сомовой, с селедками всех сортов, с кильками, шпротами, сардинами, с семушкой и с сижком, с балычком осетровым и с белорыбьим, с тешечкой, и с осетровыми молоками, и с копченой стерлядкою, и со знаменитым снетком из Бела озера. Едят и с простой закладкой и с затейливо комбинированной.
Неточные совпадения
Он был одет в длиннополый синий сюртук
с пуговицами ниже зада и в высоких, сморщенных на щиколках и прямых на
икрах сапогах, сверх которых были надеты большие калоши.
И этот вопрос всегда вызывал в нем другой вопрос — о том, иначе ли чувствуют, иначе ли любят, иначе ли женятся эти другие люди, эти Вронские, Облонские… эти камергеры
с толстыми
икрами.
Мужчины вышли в столовую и подошли к столу
с закуской, уставленному шестью сортами водок и столькими же сортами сыров
с серебряными лопаточками и без лопаточек,
икрами, селедками, консервами разных сортов и тарелками
с ломтиками французского хлеба.
«И как они все сильны и здоровы физически, — подумал Алексей Александрович, глядя на могучего
с расчесанными душистыми бакенбардами камергера и на красную шею затянутого в мундире князя, мимо которых ему надо было пройти. — Справедливо сказано, что всё в мире есть зло», подумал он, косясь еще раз на
икры камергера.
Чичиков, чинясь, проходил в дверь боком, чтоб дать и хозяину пройти
с ним вместе; но это было напрасно: хозяин бы не прошел, да его уж и не было. Слышно было только, как раздавались его речи по двору: «Да что ж Фома Большой? Зачем он до сих пор не здесь? Ротозей Емельян, беги к повару-телепню, чтобы потрошил поскорей осетра. Молоки,
икру, потроха и лещей в уху, а карасей — в соус. Да раки, раки! Ротозей Фома Меньшой, где же раки? раки, говорю, раки?!» И долго раздавалися всё — раки да раки.