Передо мной встает какой-нибудь уездный городишко, где на весь город три дырявые пожарные бочки, полтора багра, ржавая машина с фонтанирующим рукавом на колесах, вязнущих по ступицу в невылазной грязи немощеных переулков, а сзади тащится за ним
с десяток убогих инвалидов-пожарников.
Неточные совпадения
У Ильинских ворот он указал на широкую площадь. На ней стояли
десятки линеек
с облезлыми крупными лошадьми. Оборванные кучера и хозяева линеек суетились. Кто торговался
с нанимателями, кто усаживал пассажиров: в Останкино, за Крестовскую заставу, в Петровский парк, куда линейки совершали правильные рейсы. Одну линейку занимал синодальный хор, певчие переругивались басами и дискантами на всю площадь.
И
десятки шаек игроков шатаются по Сухаревке, и сотни простаков, желающих нажить, продуваются до копейки. На лотке
с гречневиками тоже своя игра; ею больше забавляются мальчишки в надежде даром съесть вкусный гречневик
с постным маслом. Дальше ходячая лотерея — около нее тоже жулье.
К десяти часам утра я был уже под сретенской каланчой, в кабинете пристава Ларепланда. Я
с ним был хорошо знаком и не раз получал от него сведения для газет. У него была одна слабость. Бывший кантонист,
десятки лет прослужил в московской полиции, дошел из городовых до участкового, получил чин коллежского асессора и был счастлив, когда его называли капитаном, хотя носил погоны гражданского ведомства.
Посредине стол, ярко освещенный керосиновыми лампами
с абажурами, а за столом уже сидит
десяток художников — кто над отдельным рисунком, кто протокол заполняет…
На столе стоят старинные гербовые квинтеля
с водками, чарочки
с ручками и без ручек — все это
десятками лет собиралось В. Е. Шмаровиным на Сухаревке.
Ученики у А.
С. Степанова были какие-то особенные, какие-то тихие и скромные, как и он сам. И казалось, что лисичка сидела тихо и покорно оттого, что ее успокаивали эти покойные
десятки глаз, и под их влиянием она была послушной, и, кажется, сознательно послушной.
В прежние годы Охотный ряд был застроен
с одной стороны старинными домами, а
с другой — длинным одноэтажным зданием под одной крышей, несмотря на то, что оно принадлежало
десяткам владельцев. Из всех этих зданий только два дома были жилыми: дом, где гостиница «Континенталь», да стоящий рядом
с ним трактир Егорова, знаменитый своими блинами. Остальное все лавки, вплоть до Тверской.
Мысль эта была подхвачена единодушно, и собралось
десятка два артистов
с семьями.
Братья Стрельцовы — люди почти «в миллионах», московские домовладельцы, староверы, кажется, по Преображенскому толку, вся жизнь их была как на ладони: каждый шаг их был известен и виден
десятки лет. Они оба — холостяки, жили в своем уютном доме вместе
с племянницей, которая была все для них: и управляющей всем хозяйством, и кухаркой, и горничной.
Садимся за средний стол,
десяток лет занимаемый редактором «Московского листка» Пастуховым. В белоснежной рубахе,
с бородой и головой чуть не белее рубахи, замер пред нами в выжидательной позе Кузьма, успевший что-то шепнуть двум подручным мальчуганам-половым.
Многие
десятки лет над крыльцом его — не подъездом, как в соседних домах, а деревянным, самым захолустным крыльцом
с четырьмя ступеньками и деревянными перильцами — тускнела вывесочка: «Трактир
С.
С. Щербакова».
Такова была Садовая в первой половине прошлого века. Я помню ее в восьмидесятых годах, когда на ней поползла конка после трясучих линеек
с крышей от дождя, запряженных парой «одров». В линейке сидело
десятка полтора пассажиров, спиной друг к другу. При подъеме на гору кучер останавливал лошадей и кричал...
Вспомнился еще случай. В нижнем этаже
десятки лет помещался гробовщик. Его имя связано
с шайкой «червонных валетов», нашумевших на всю Москву.
(На малом шляпа круглая, // С значком, жилетка красная, //
С десятком светлых пуговиц, // Посконные штаны // И лапти: малый смахивал // На дерево, с которого // Кору подпасок крохотный // Всю снизу ободрал, // А выше — ни царапины, // В вершине не побрезгует // Ворона свить гнездо.)
Неточные совпадения
Глеб — он жаден был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На
десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч душ закрепил злодей, //
С родом,
с племенем; что народу-то! // Что народу-то!
с камнем в воду-то! // Все прощает Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, // И за то тебе вечно маяться!
Они тем легче могли успеть в своем намерении, что в это время своеволие глуповцев дошло до размеров неслыханных. Мало того что они в один день сбросили
с раската и утопили в реке целые
десятки излюбленных граждан, но на заставе самовольно остановили ехавшего из губернии, по казенной подорожной, чиновника.
Он не мог согласиться
с тем, что
десятки людей, в числе которых и брат его, имели право на основании того, что им рассказали сотни приходивших в столицы краснобаев-добровольцев, говорить, что они
с газетами выражают волю и мысль народа, и такую мысль, которая выражается в мщении и убийстве.
Это еще более волновало Левина. Бекасы не переставая вились в воэдухе над осокой. Чмоканье по земле и карканье в вышине не умолкая были слышны со всех сторон; поднятые прежде и носившиеся в воздухе бекасы садились пред охотниками. Вместо двух ястребов теперь
десятки их
с писком вились над болотом.
Там, где дело идет о
десятках тысяч, он не считает, — говорила она
с тою радостно-хитрою улыбкой,
с которою часто говорят женщины о тайных, ими одними открытых свойствах любимого человека.