Неточные совпадения
У Ильинских ворот он указал
на широкую
площадь.
На ней
стояли десятки линеек с облезлыми крупными лошадьми. Оборванные кучера и хозяева линеек суетились. Кто торговался с нанимателями, кто усаживал пассажиров: в Останкино, за Крестовскую заставу, в Петровский парк, куда линейки совершали правильные рейсы. Одну линейку занимал синодальный хор, певчие переругивались басами и дискантами
на всю
площадь.
Вдоль всего тротуара — от Мясницкой до Лубянки, против «Гусенковского» извозчичьего трактира,
стояли сплошь — мордами
на площадь, а экипажами к тротуарам — запряжки легковых извозчиков.
Спустились к Театральной
площади, «окружили» ее по канату. Проехали Охотный, Моховую. Поднялись в гору по Воздвиженке. У Арбата прогромыхала карета
на высоких рессорах, с гербом
на дверцах. В ней сидела седая дама.
На козлах, рядом с кучером, — выездной лакей с баками, в цилиндре с позументом и в ливрее с большими светлыми пуговицами. А сзади кареты,
на запятках,
стояли два бритых лакея в длинных ливреях, тоже в цилиндрах и с галунами.
Степенью выше
стояли «поездошники», их дело — выхватывать
на проездах бульваров, в глухих переулках и
на темных вокзальных
площадях из верха пролетки саки и чемоданы…
Задолго до постройки «Эрмитажа»
на углу между Грачевкой и Цветным бульваром, выходя широким фасадом
на Трубную
площадь,
стоял, как и теперь
стоит, трехэтажный дом Внукова.
На площади перед «Эрмитажем» барские запряжки сменились лихачами в неудобных санках, запряженных тысячными, призовыми рысаками. Лихачи
стояли также и
на Страстной
площади и у гостиниц «Дрезден», «Славянский базар», «Большая Московская» и «Прага».
Впереди лавок,
на площади, вдоль широкого тротуара,
стояли переносные палатки и толпились торговцы с корзинами и мешками, наполненными всевозможными продуктами.
После революции лавки Охотного ряда были снесены начисто, и вместо них поднялось одиннадцатиэтажное здание гостиницы «Москва»; только и осталось от Охотного ряда, что два древних дома
на другой стороне
площади. Сотни лет
стояли эти два дома, покрытые грязью и мерзостью, пока комиссия по «Старой Москве» не обратила
на них внимание, а Музейный отдел Главнауки не приступил к их реставрации.
А до него Лубянская
площадь заменяла собой и извозчичий двор: между домом Мосолова и фонтаном — биржа извозчичьих карет, между фонтаном и домом Шилова — биржа ломовых, а вдоль всего тротуара от Мясницкой до Большой Лубянки — сплошная вереница легковых извозчиков, толкущихся около лошадей. В те времена не требовалось, чтобы извозчики обязательно сидели
на козлах. Лошади
стоят с надетыми торбами, разнузданные, и кормятся.
А в конце прошлого столетия здесь
стоял старинный домище Челышева с множеством номеров
на всякие цены, переполненных Великим постом съезжавшимися в Москву актерами. В «Челышах» останавливались и знаменитости, занимавшие номера бельэтажа с огромными окнами, коврами и тяжелыми гардинами, и средняя актерская братия — в верхних этажах с отдельным входом с
площади, с узкими, кривыми, темными коридорами, насквозь пропахшими керосином и кухней.
Охотники и любители птиц наполняли
площадь, где
стояли корзины с курами, голубями, индюками, гусями.
На подставках висели клетки со всевозможными певчими птицами. Тут же продавались корм для птиц, рыболовные принадлежности, удочки, аквариумы с дешевыми золотыми рыбками и всех пород голуби.
В приемной Английского клуба теперь
стоит узкая железная клетка. В ней везли Емельяна с Урала до Москвы и выставляли
на площадях и базарах попутных городов «
на позорище и устрашение» перед толпами народа, еще так недавно шедшего за ним. В этой клетке привезли его и
на Болотную
площадь и 16 января 1775 года казнили.
В селе было до десяти улиц, носивших особые наименования; посредине раскинулась торговая площадь, обставленная торговыми помещениями, но в особенности село гордилось своими двумя обширными церквами, из которых одна, с пятисотпудовым колоколом,
стояла на площади, а другая, осенявшая сельское кладбище, была выстроена несколько поодаль от села.
Неточные совпадения
Стоит из меди кованный, // Точь-в-точь Савелий дедушка, // Мужик
на площади.
«Полковник чудаковат», — подумал <Чичиков>, проехавши наконец бесконечную плотину и подъезжая к избам, из которых одни, подобно стаду уток, рассыпались по косогору возвышенья, а другие
стояли внизу
на сваях, как цапли. Сети, невода, бредни развешаны были повсюду. Фома Меньшой снял перегородку, коляска проехала огородом и очутилась
на площади возле устаревшей деревянной церкви. За церковью, подальше, видны были крыши господских строений.
Это были: караульная будка, у которой
стоял солдат с ружьем, две-три извозчичьи биржи и, наконец, длинные заборы с известными заборными надписями и рисунками, нацарапанными углем и мелом; более не находилось ничего
на сей уединенной, или, как у нас выражаются, красивой
площади.
Кроме рейстровых козаков, [Рейстровые козаки — казаки, занесенные поляками в списки (реестры) регулярных войск.] считавших обязанностью являться во время войны, можно было во всякое время, в случае большой потребности, набрать целые толпы охочекомонных: [Охочекомонные козаки — конные добровольцы.]
стоило только есаулам пройти по рынкам и
площадям всех сел и местечек и прокричать во весь голос, ставши
на телегу: «Эй вы, пивники, броварники!
Сговорившись с тем и другим, задал он всем попойку, и хмельные козаки, в числе нескольких человек, повалили прямо
на площадь, где
стояли привязанные к столбу литавры, в которые обыкновенно били сбор
на раду. Не нашедши палок, хранившихся всегда у довбиша, они схватили по полену в руки и начали колотить в них.
На бой прежде всего прибежал довбиш, высокий человек с одним только глазом, несмотря, однако ж,
на то, страшно заспанным.