Придя в трактир, Федор садился за буфетом вместе со своим другом Кузьмой Егорычем и его братом Михаилом — содержателями трактира. Алексей шел в бильярдную, где вел разговоры насчет бегов, а иногда и сам играл на бильярде по рублю партия, но всегда так сводил игру, что ухитрялся даже с шулеров выпрашивать чуть не в полпартии авансы, и редко проигрывал, хотя играл не кием, а мазиком.
Неточные совпадения
В трактире всегда сидели свои люди, знали это, и никто не обижался. Но едва не случилась с ним беда. Это было уже у Тестова, куда он перешел от Турина.
В зал
пришел переведенный
в Москву на должность начальника жандармского управления генерал Слезкин. Он с компанией занял стол и заказывал закуску. Получив приказ, половой пошел за кушаньем, а вслед ему Слезкин крикнул командирским голосом...
У Лопашова, как и
в других городских богатых
трактирах, у крупнейших коммерсантов были свои излюбленные столики.
Приходили с покупателями, главным образом крупными провинциальными оптовиками, и первым делом заказывали чаю.
Ночи он проводил
в подвалах, около денег, как «скупой рыцарь». Вставал
в десять часов утра и аккуратно
в одиннадцать часов шел
в трактир.
Придет. Сядет. Подзовет полового...
Среди московских
трактиров был один-единственный, где раз
в году, во время весеннего разлива, когда с верховьев Москвы-реки
приходили плоты с лесом и дровами, можно было видеть деревню.
Трактир этот, обширный и грязный, был
в Дорогомилове, как раз у Бородинского моста, на берегу Москвы-реки.
У Никитских ворот,
в доме Боргеста, был
трактир, где одна из зал была увешана закрытыми бумагой клетками с соловьями, и по вечерам и рано утром сюда сходились со всей Москвы любители слушать соловьиное пение. Во многих
трактирах были клетки с певчими птицами, как, например, у А. Павловского на Трубе и
в Охотничьем
трактире на Неглинной.
В этом
трактире собирались по воскресеньям,
приходя с Трубной площади, где продавали собак и птиц, известные московские охотники.
По другую сторону площади,
в узком переулке за Лоскутной гостиницей существовал «низок» —
трактир Когтева «Обжорка», где чаевничали разносчики и мелкие служащие да заседали два-три самых важных «облаката от Иверской». К ним
приходили писать прошения всякого сорта люди. Это было «народное юридическое бюро».
Пришел в трактир он в сквернейшем расположении духа и тотчас же начал партию. Партия развеселила его. Сыграл другую и вдруг заговорил с одним из партнеров о том, что у Дмитрия Карамазова опять деньги появились, тысяч до трех, сам видел, и что он опять укатил кутить в Мокрое с Грушенькой. Это было принято почти с неожиданным любопытством слушателями. И все они заговорили не смеясь, а как-то странно серьезно. Даже игру перервали.
Вечером этого дня Илья, устав бродить по двору, сидел на полу около стола дяди и сквозь дрёму слушал разговор Терентия с дедушкой Еремеем, который
пришёл в трактир попить чайку. Тряпичник очень подружился с горбуном и всегда усаживался пить чай рядом со столом Терентия.
Неточные совпадения
— Ну, тогда было дело другое. У всякого свои шаги. А насчет чуда скажу вам, что вы, кажется, эти последние два-три дня проспали. Я вам сам назначил этот
трактир и никакого тут чуда не было, что вы прямо
пришли; сам растолковал всю дорогу, рассказал место, где он стоит, и часы,
в которые можно меня здесь застать. Помните?
А
в городе все знакомые тревожно засуетились, заговорили о политике и, относясь к Самгину с любопытством, утомлявшим его,
в то же время говорили, что обыски и аресты — чистейшая выдумка жандармов, пожелавших обратить на себя внимание высшего начальства. Раздражал Дронов назойливыми расспросами, одолевал Иноков внезапными визитами, он
приходил почти ежедневно и вел себя без церемонии, как
в трактире. Все это заставило Самгина уехать
в Москву, не дожидаясь возвращения матери и Варавки.
«
Пришел, как
в трактир. Конечно — спрашивать о Марине».
— Чего пускать! — вмешался Захар. —
Придет, словно
в свой дом или
в трактир. Рубашку и жилет барские взял, да и поминай как звали! Давеча за фраком пожаловал: «дай надеть!» Хоть бы вы, батюшка Андрей Иваныч, уняли его…
От Анны Андреевны я домой не вернулся, потому что
в воспаленной голове моей вдруг промелькнуло воспоминание о
трактире на канаве,
в который Андрей Петрович имел обыкновение заходить
в иные мрачные свои часы. Обрадовавшись догадке, я мигом побежал туда; был уже четвертый час и смеркалось.
В трактире известили, что он
приходил: «Побывали немного и ушли, а может, и еще
придут». Я вдруг изо всей силы решился ожидать его и велел подать себе обедать; по крайней мере являлась надежда.