Неточные совпадения
Каждый ночлежник платил пятак за
ночь, а «номера» ходили
по двугривенному.
С моим другом, актером Васей Григорьевым, мы были в дождливый сентябрьский вечер у знакомых на Покровском бульваре. Часов в одиннадцать
ночи собрались уходить, и тут оказалось, что у Григорьева пропало с вешалки его летнее пальто.
По следам оказалось, что вор влез в открытое окно, оделся и вышел в дверь.
После пьяной
ночи такой страховидный дядя вылезает из-под нар, просит в кредит у съемщика стакан сивухи, облекается в страннический подрясник, за плечи ранец, набитый тряпьем, на голову скуфейку и босиком, иногда даже зимой
по снегу, для доказательства своей святости, шагает за сбором.
Против роскошного дворца Шереметевской больницы вырастали сотни палаток, раскинутых за
ночь на один только день. От рассвета до потемок колыхалось на площади море голов, оставляя узкие дорожки для проезда
по обеим сторонам широченной в этом месте Садовой улицы. Толклось множество народа, и у всякого была своя цель.
Смолин первым делом его познакомил с восточными людьми Пахро и Абазом, и давай индейца для отыскивания следов
по шулерским мельницам таскать — выучил пить и играть в модную тогда стуколку… Запутали, закружили юношу. В один прекрасный день он поехал
ночью из игорного притона домой — да и пропал. Поговорили и забыли.
Вторая категория днем спит, а
ночью «работает»
по Москве или ее окрестностям,
по барским и купеческим усадьбам,
по амбарам богатых мужиков,
по проезжим дорогам. Их работа пахнет кровью. В старину их называли «Иванами», а впоследствии — «деловыми ребятами».
От Яковлева я вышел около часа
ночи и зашлепал в своих высоких сапогах
по грязи средней аллеи Цветного бульвара,
по привычке сжимая в правом кармане неразлучный кастет — подарок Андреева-Бурлака. Впрочем, эта предосторожность была излишней: ни одной живой души, когда
Ночь была непроглядная. Нигде ни одного фонаря, так как
по думскому календарю в те
ночи, когда должна светить луна, уличного освещения не полагалось, а эта
ночь по календарю считалась лунной. А тут еще вдобавок туман. Он клубился над кустами, висел на деревьях, казавшихся от этого серыми призраками.
В такую только
ночь и можно идти спокойно
по этому бульвару, не рискуя быть ограбленным, а то и убитым ночными завсегдатаями, выходящими из своих трущоб в грачевских переулках и Арбузовской крепости, этого громадного бывшего барского дома, расположенного на бульваре.
Возвращаясь часу во втором
ночи с Малой Грузинской домой, я скользил и тыкался
по рытвинам тротуаров Живодерки. Около одного из редких фонарей этой цыганской улицы меня кто-то окликнул
по фамилии, и через минуту передо мной вырос весьма отрепанный, небритый человек с актерским лицом. Знакомые черты, но никак не могу припомнить.
Во время сезона улица
по обеим сторонам всю
ночь напролет была уставлена экипажами. Вправо от подъезда, до Глинищевского переулка, стояли собственные купеческие запряжки, ожидавшие, нередко до утра, засидевшихся в клубе хозяев. Влево, до Козицкого переулка, размещались сперва лихачи, и за ними гремели бубенцами парные с отлетом «голубчики» в своих окованных жестью трехместных санях.
На четвертом курсе полуголодный Владимиров остался без квартиры и недели две проводил майские
ночи, гуляя
по Тверскому бульвару, от памятника Пушкина до Никитских ворот.
Немало вышло из учеников С. И. Грибкова хороших художников. Время от времени он их развлекал, устраивал
по праздникам вечеринки, где водка и пиво не допускались, а только чай, пряники, орехи и танцы под гитару и гармонию. Он сам на таких пирушках до поздней
ночи сидел в кресле и радовался, как гуляет молодежь.
Подъезжают
по восемь бочек сразу, становятся вокруг бассейна и ведерными черпаками на длинных ручках черпают из бассейна воду и наливают бочки, и вся площадь гудит ругательствами с раннего утра до поздней
ночи…
По случаю лунной
ночи,
по правилам думского календаря, хотя луны и не видно на самом деле, уличные фонари всей Москвы погашены.
Ночью вывешивались вместо шаров фонари: шар — белый фонарь, крест — красный. А если красный фонарь сбоку, на том месте, где днем — красный флаг, — это сбор всех частей.
По третьему номеру выезжали пожарные команды трех частей,
по пятому — всех частей.
По зимам охотники съезжались в Москву на собачью выставку отовсюду и уже обязательно бывали на Трубе. Это место встреч провинциалов с москвичами. С рынка они шли в «Эрмитаж» обедать и заканчивать день или, вернее сказать,
ночь у «Яра» с цыганскими хорами, «
по примеру своих отцов».
Никогда не были так шумны московские улицы, как ежегодно в этот день. Толпы студентов до поздней
ночи ходили
по Москве с песнями, ездили, обнявшись, втроем и вчетвером на одном извозчике и горланили. Недаром во всех песенках рифмуется: «спьяна» и «Татьяна»! Это был беззаботно-шумный, гулящий день. И полиция, — такие она имела расчеты и указания свыше, — в этот день студентов не арестовывала. Шпикам тоже было приказано не попадаться на глаза студентам.
С пяти часов утра до двенадцати
ночи голый и босой человек, только в одном коротеньком фартучке от пупа до колена, работает беспрерывно всеми мускулами своего тела, при переменной температуре от 14 до 60 градусов
по Реомюру, да еще притом все время мокрый.
А то еще один из замоскворецких, загуливавших только у Бубнова и не выходивших дня
по два из кабинетов, раз приезжает
ночью домой на лихаче с приятелем. Ему отворяют ворота — подъезд его дедовского дома был со двора, а двор был окружен высоким деревянным забором, а он орет...
Приходили поодиночке и
по двое и уходили так же через черный ход
по пустынным
ночью Кузнецкому мосту и Газетному переулку (тогда весь переулок от Кузнецкого моста до Никитской назывался Газетным), до Тверской, в свои «Черныши» и дом Олсуфьева, где обитали и куда приезжали и приходили переночевать нелегальные…
Неточные совпадения
Григорий в семинарии // В час
ночи просыпается // И уж потом до солнышка // Не спит — ждет жадно ситника, // Который выдавался им // Со сбитнем
по утрам.
Ночь тихая спускается, // Уж вышла в небо темное // Луна, уж пишет грамоту // Господь червонным золотом //
По синему
по бархату, // Ту грамоту мудреную, // Которой ни разумникам, // Ни глупым не прочесть.
Таким образом оказывалось, что Бородавкин поспел как раз кстати, чтобы спасти погибавшую цивилизацию. Страсть строить на"песце"была доведена в нем почти до исступления. Дни и
ночи он все выдумывал, что бы такое выстроить, чтобы оно вдруг,
по выстройке, грохнулось и наполнило вселенную пылью и мусором. И так думал и этак, но настоящим манером додуматься все-таки не мог. Наконец, за недостатком оригинальных мыслей, остановился на том, что буквально пошел
по стопам своего знаменитого предшественника.
Днем он, как муха, мелькал
по городу, наблюдая, чтобы обыватели имели бодрый и веселый вид;
ночью — тушил пожары, делал фальшивые тревоги и вообще заставал врасплох.
Возвратившись домой, Грустилов целую
ночь плакал. Воображение его рисовало греховную бездну, на дне которой метались черти. Были тут и кокотки, и кокодессы, и даже тетерева — и всё огненные. Один из чертей вылез из бездны и поднес ему любимое его кушанье, но едва он прикоснулся к нему устами, как
по комнате распространился смрад. Но что всего более ужасало его — так это горькая уверенность, что не один он погряз, но в лице его погряз и весь Глупов.