Неточные совпадения
Мы шли со своими сундучками за плечами. Иногда нас перегоняли пассажиры, успевшие нанять извозчика. Но и те проехали. Полная тишина, безлюдье и белый снег, переходящий в неведомую и невидимую даль. Мы знаем
только, что цель нашего пути — Лефортово, или,
как говорил наш вожак, коренной москвич, «Лафортово».
— К сожалению, нет. Приходил отказываться от комнаты. Третьего дня отвели ему в № 6 по ордеру комнату, а сегодня отказался.
Какой любезный! Вызывают на Дальний Восток, в плавание.
Только что приехал, и вызывают. Моряк он, всю жизнь в море пробыл. В Америке, в Японии, в Индии… Наш, русский, старый революционер 1905 года… Заслуженный.
Какие рекомендации! Жаль такого жильца… Мы бы его сейчас в председатели заперли…
Настоящих сыщиков до 1881 года не было, потому что сыскная полиция
как учреждение образовалась
только в 1881 году.
— По четыре рубля. Нет, ты гляди, товар-то
какой… По случаю аглицкий кусок попал. Тридцать шесть пар вышло. Вот и у него, и у него. Сейчас
только вынесли.
Перерыли сараи, погреба, чуланы — нашли
только несколько человек, молчаливых
как пни, и
только утром заря и первые лучи солнца открыли тайну, осветив крышу, сплошь усеянную оборванцами, лежащими и сидящими.
— Обещались, Владимир Алексеевич, а вот в газете-то что написали? Хорошо, что никто внимания не обратил, прошло пока… А ведь
как ясно — Феньку все знают за полковницу, а барона по имени-отчеству целиком назвали,
только фамилию другую поставили, его ведь вся полиция знает, он даже прописанный. Главное вот барон…
Действительно, я напечатал рассказ «В глухую», где подробно описал виденный мною притон, игру в карты, отравленного «малинкой» гостя, которого потащили сбросить в подземную клоаку, приняв за мертвого.
Только Колосов переулок назвал Безымянным. Обстановку описал и в подробностях,
как живых, действующих лиц. Барон Дорфгаузен, Отто Карлович… и это действительно было его настоящее имя.
— Да ведь он же режиссер. Ну, пришлют ему пьесу для постановки в театре, а он сейчас же за мной. Прихожу к нему тайком в кабинет. Двери позатворяет, слышу — в гостиной знакомые голоса, товарищи по сцене там, а я,
как краденый. Двери кабинета на ключ. Подает пьесу —
только что с почты — и говорит...
В Богословском (Петровском) переулке с 1883 года открылся театр Корша. С девяти вечера отовсюду поодиночке начинали съезжаться извозчики, становились в линию по обеим сторонам переулка, а не успевшие занять место вытягивались вдоль улицы по правой ее стороне, так
как левая была занята лихачами и парными «голубчиками», платившими городу за эту биржу крупные суммы. «Ваньки», желтоглазые погонялки — эти извозчики низших классов, а также кашники, приезжавшие в столицу
только на зиму, платили «халтуру» полиции.
Только несколько первых персонажей хора,
как, например, голосистая Поля и красавица Александра Николаевна, считались недоступными и могли любить по своему выбору. Остальные были рабынями Анны Захаровны.
Бледный юноша в широкополой шляпе, модной тогда среди студентов (
какие теперь
только встречаются в театральных реквизитах для шиллеровских разбойников), обратил на себя внимание Козлова.
Была у Жукова еще аллегорическая картина «После потопа», за которую совет профессоров присудил ему первую премию в пятьдесят рублей, но деньги выданы не были, так
как Жуков был вольнослушателем, а премии выдавались
только штатным ученикам. Он тогда был в классе профессора Савицкого, и последний о нем отзывался так...
— Позовите ко мне ваших товарищей;
только скажите, чем и
как их угощать.
В назначенный день к семи часам вечера приперла из «Ляпинки» артель в тридцать человек. Швейцар в ужасе, никого не пускает. Выручила появившаяся хозяйка дома, и княжеский швейцар в щегольской ливрее снимал и развешивал такие пальто и полушубки,
каких вестибюль и не видывал.
Только места для калош остались пустыми.
«Среды» Шмаровина были демократичны. Каждый художник, состоявший членом «среды», чувствовал себя здесь
как дома, равно
как и гости. Они пили и ели на свой счет, а хозяин дома, «дядя Володя», был, так сказать,
только организатором и директором-распорядителем.
Немало вышло из учеников С. И. Грибкова хороших художников. Время от времени он их развлекал, устраивал по праздникам вечеринки, где водка и пиво не допускались, а
только чай, пряники, орехи и танцы под гитару и гармонию. Он сам на таких пирушках до поздней ночи сидел в кресле и радовался,
как гуляет молодежь.
— Ведь это же Дубровский, пушкинский Дубровский!
Только разбойником не был, а вся его жизнь была,
как у Дубровского, — и красавец, и могучий, и талантливый, и судьба его такая же!
Воспитание в детстве было получить негде, а образование Училище живописи не давало, программа общеобразовательных предметов была слаба, да и смотрели на образование,
как на пустяки, — были уверены, что художнику нужна
только кисть, а образование — вещь второстепенная.
Они выплывают во время уж очень крупных скандалов и бьют направо и налево, а в помощь им всегда становятся завсегдатаи — «болдохи», которые дружат с ними,
как с нужными людьми, с которыми «дело делают» по сбыту краденого и пользуются у них приютом, когда опасно ночевать в ночлежках или в своих «хазах». Сюда же никакая полиция никогда не заглядывала, разве
только городовые из соседней будки, да и то с самыми благими намерениями — получить бутылку водки.
Другую половину звали «Треисподняя», и в нее имели доступ
только известные буфетчику и вышибалам, так сказать, заслуженные «болдохи», на манер того,
как вельможи, «имеющие приезд ко двору».
Несколько каморок были обставлены
как спальни (двухспальная кровать с соломенным матрасом) — опять-таки
только для почетных гостей и их «марух»…
Ловкий Петр Кирилыч первый придумал «художественно» разрезать такой пирог. В одной руке вилка, в другой ножик; несколько взмахов руки, и в один миг расстегай обращался в десятки тоненьких ломтиков, разбегавшихся от центрального куска печенки к толстым румяным краям пирога, сохранившего свою форму. Пошла эта мода по всей Москве, но мало кто умел так «художественно» резать расстегаи,
как Петр Кирилыч, разве
только у Тестова — Кузьма да Иван Семеныч. Это были художники!
Обитая ржавым железом, почерневшая дубовая дверь, вся в плесени, с окошечком, а за ней низенький каменный мешок, такой же, в
каком стояла наливка у старика,
только с каким-то углублением, вроде узкой ниши.
Я вышел на улицу и
только хотел сесть на извозчика,
как увидел моего товарища по журнальной работе — иллюстратора Н. А. Богатова.
Много анекдотов можно было бы припомнить про княжение Долгорукова на Москве, но я ограничусь
только одним, относящимся, собственно, к генерал-губернаторскому дому, так
как цель моих записок — припомнить старину главным образом о домах и местностях Москвы.
Автомобиль бешено удирал от пожарного обоза, запряженного отличными лошадьми. Пока не было телефонов, пожары усматривали с каланчи пожарные. Тогда не было еще небоскребов, и вся Москва была видна с каланчи
как на ладони. На каланче, под шарами, ходил день и ночь часовой. Трудно приходилось этому «высокопоставленному» лицу в бурю-непогоду, особенно в мороз зимой, а летом еще труднее: солнце печет, да и пожары летом чаще, чем зимой, —
только гляди, не зевай! И ходит он кругом и «озирает окрестности».
Меж чернеющих под паром
Плугом поднятых полей
Лентой тянется дорога
Изумруда зеленей…
Все на ней теперь иное,
Только строй двойной берез,
Что слыхали столько воплей,
Что видали столько слез,
Тот же самый… //…Но
как чудно
В пышном убранстве весны...
Отдельно стоял
только неизменный Английский клуб, да и там азартные игры процветали,
как прежде. Туда власти не смели сунуть носа, равно
как и дамы.
Как-то я нашел в извлечениях из «Журнала старшин» клуба, где записывались
только обстоятельства почему-либо «достопамятные», следующие: «1815 г.
С самого начала судебной реформы в кремлевском храме правосудия, здании судебных установлений, со дня введения судебной реформы в 1864–1866 годы стояла она. Статуя такая,
как и подобает ей быть во всем мире: весы, меч карающий и толстенные томы законов. Одного
только не оказалось у богини, самого главного атрибута — повязки на глазах.
Вода, жар и пар одинаковые,
только обстановка иная. Бани
как бани! Мочалка — тринадцать, мыло по одной копейке. Многие из них и теперь стоят,
как были, и в тех же домах,
как и в конце прошлого века,
только публика в них другая, да старых хозяев, содержателей бань, нет, и память о них скоро совсем пропадет, потому что рассказывать о них некому.
И построит ему Иона Павлыч, что надо, на многие годы,
как он строил на всех банщиков. Он
только на бани и работает, и бани не знали другого портного,
как своего земляка.
— Пошел бы… да боюсь… вдруг,
как последний раз, помнишь, встретим Сергиенко… Я уж оделся, выхожу, а он входит. Взял меня за пуговицу и с час что-то рассказывал. Вдруг опять встретим? А я люблю Сандуны…
Только кругом воздух скверный: в сухую погоду — пыль, а когда дождь — изо всех домов выкачивают нечистоты в Неглинку.
Как-то вышло, что суд присудил Ф. Стрельцова
только на несколько месяцев в тюрьму. Отвертеться не мог — пришлось отсиживать, но сказался больным, был отправлен в тюремную больницу, откуда каким-то способом — говорили, в десять тысяч это обошлось, — очутился дома и, сидя безвыходно, резал купоны…
У «Арсентьича» было сытно и «омашнисто». Так же,
как в знаменитом Егоровском трактире, с той
только разницей, что здесь разрешалось курить. В Черкасском переулке в восьмидесятых годах был еще трактир, кажется Пономарева, в доме Карташева. И домика этого давно нет. Туда ходила порядочная публика.
Только после смерти Карташева выяснилось,
как он жил: в его комнатах, покрытых слоями пыли, в мебели, за обоями, в отдушинах, найдены были пачки серий, кредиток, векселей. Главные же капиталы хранились в огромной печи, к которой было прилажено нечто вроде гильотины: заберется вор — пополам его перерубит. В подвалах стояли железные сундуки, где вместе с огромными суммами денег хранились груды огрызков сэкономленного сахара, стащенные со столов куски хлеба, баранки, веревочки и грязное белье.
Приходится
только пить и на ухо орать, так
как за шумом разговаривать, сидя рядом, нельзя.
А над домом по-прежнему носились тучи голубей, потому что и Красовский и его сыновья были такими же любителями,
как и Шустровы, и у них под крышей также была выстроена голубятня. «Голубятня» — так звали трактир, и никто его под другим именем не знал, хотя официально он так не назывался, и в печати появилось это название
только один раз, в московских газетах в 1905 году, в заметке под заглавием: «Арест революционеров в “Голубятне"».
Кроме этой полупочтенной ассоциации «Чугунных шляп», здесь раза два в месяц происходили петушиные бои. В назначенный вечер часть зала отделялась, посредине устраивалась круглая арена, наподобие цирковой, кругом уставлялись скамьи и стулья для зрителей, в число которых допускались
только избранные, любители этого старого московского спорта, где,
как впоследствии на бегах и скачках, существовал своего рода тотализатор — держались крупные пари за победителя.
— Ну-к што ж. А ты напиши,
как у Гоголя,
только измени малость, по-другому все поставь да поменьше сделай, в листовку. И всякому интересно, что Тарас Бульба, а ни
какой не другой. И всякому лестно будет,
какая, мол, это новая такая Бульба! Тут, брат, важно заглавие, а содержание — наплевать, все равно прочтут, коли деньги заплачены. И за контрафакцию не привлекут, и все-таки Бульба — он Бульба и есть, а слова-то другие.
Шумела молодая рощица и, наверное, дождалась бы Советской власти, но вдруг в один прекрасный день — ни рощи, ни решетки, а булыжная мостовая пылит на ее месте желтым песком.
Как? Кто? Что? — недоумевала Москва. Слухи разные — одно
только верно, что Хомяков отдал приказание срубить деревья и замостить переулок и в этот же день уехал за границу. Рассказывали, что он действительно испугался высылки из Москвы; говорили, что родственники просили его не срамить их фамилию.
Фортунку я уже не застал, а вот воланы не перевелись. Вместо прежних крепостников появились новые богатые купеческие «саврасы без узды», которые старались подражать бывшим крепостникам в том, что было им по уму и по силам. Вот и пришлось лихачам опять воланы набивать ватой,
только вдвое потолще, так
как удар сапога бутылками тяжелее барских заграничных ботинок и козловых сапог от Пироне.