А много лет спустя как-то в дружеском разговоре с всеведущим Н. И. Пастуховым я заговорил об индейце. Оказывается, он
знал много, писал тогда в «Современных известиях», но об индейце генерал-губернатором было запрещено даже упоминать.
Неточные совпадения
И минувшее проходит предо мной. Уже теперь во
многом оно непонятно для молодежи, а скоро исчезнет совсем. И чтобы
знали жители новой столицы, каких трудов стоило их отцам выстроить новую жизнь на месте старой, они должны
узнать, какова была старая Москва, как и какие люди бытовали в ней.
Он жил совершенно одиноко, в квартире его — все
знали — было
много драгоценностей, но он никого не боялся: за него горой стояли громилы и берегли его, как он их берег, когда это было возможно.
Любил рано приходить на Сухаревку и Владимир Егорович Шмаровин. Он считался знатоком живописи и поповского [Фарфоровый завод Попова.] фарфора. Он покупал иногда серебряные чарочки, из которых мы пили на его «средах», покупал старинные дешевые медные, бронзовые серьги. Он прекрасно
знал старину, и его обмануть было нельзя, хотя подделок фарфора было
много, особенно поповского. Делали это за границей, откуда приезжали агенты и привозили товар.
— Ах ты батюшки, да это, Санька, ты? А я и не
узнала было… Ишь франт какой!.. Да что ты мне
много даешь?
И
многие знали, а поймать не могли.
Здесь они встречались с антрепренерами, с товарищами по сцене, могли получить контрамарку в театр и повидать воочию своих драматургов: Островского, Чаева, Потехина, Юрьева, а также
многих других писателей, которых
знали только по произведениям, и встретить знаменитых столичных актеров: Самарина, Шумского, Садовского, Ленского, Музиля, Горбунова, Киреева.
О последней так
много писалось тогда и, вероятно, еще будет писаться в мемуарах современников, которые
знали только одну казовую сторону: исполнительные собрания с участием знаменитостей, симфонические вечера, литературные собеседования, юбилеи писателей и артистов с крупными именами, о которых будут со временем писать… В связи с ними будут, конечно, упоминать и Литературно-художественный кружок, насчитывавший более 700 членов и 54 875 посещений в год.
В литературе о банном быте Москвы ничего нет. Тогда все это было у всех на глазах, и никого не интересовало писать о том, что все
знают: ну кто будет читать о банях? Только в словаре Даля осталась пословица, очень характерная для
многих бань: «Торговые бани других чисто моют, а сами в грязи тонут!»
И построит ему Иона Павлыч, что надо, на
многие годы, как он строил на всех банщиков. Он только на бани и работает, и бани не
знали другого портного, как своего земляка.
Впрочем, все буфеты
знали протодьякона Шеховцова, от возглашения «
многая лета» которого на купеческих свадьбах свечи гасли и под люстрами хрустальные висюльки со звоном трепетали.
В картишки, как мы уже видели из первой главы, играл он не совсем безгрешно и чисто,
зная много разных передержек и других тонкостей, и потому игра весьма часто оканчивалась другою игрою: или поколачивали его сапогами, или же задавали передержку его густым и очень хорошим бакенбардам, так что возвращался домой он иногда с одной только бакенбардой, и то довольно жидкой.
Да это все
знают многие, но многие не знают, что делать в том или другом случае, а если и знают, то только заученное, слышанное, и не знают, почему так, а не иначе делают они, сошлются сейчас на авторитет тетки, кузины…
Неточные совпадения
Хлестаков. Да что стихи! я
много их
знаю.
Городничий. Что, голубчики, как поживаете? как товар идет ваш? Что, самоварники, аршинники, жаловаться? Архиплуты, протобестии, надувалы мирские! жаловаться? Что,
много взяли? Вот, думают, так в тюрьму его и засадят!..
Знаете ли вы, семь чертей и одна ведьма вам в зубы, что…
— // Я
знал Ермилу, Гирина, // Попал я в ту губернию // Назад тому лет пять // (Я в жизни
много странствовал, // Преосвященный наш // Переводить священников // Любил)…
В минуты унынья, о Родина-мать! // Я мыслью вперед улетаю, // Еще суждено тебе
много страдать, // Но ты не погибнешь, я
знаю.
Правдин. А кого он невзлюбит, тот дурной человек. (К Софье.) Я и сам имею честь
знать вашего дядюшку. А, сверх того, от
многих слышал об нем то, что вселило в душу мою истинное к нему почтение. Что называют в нем угрюмостью, грубостью, то есть одно действие его прямодушия. Отроду язык его не говорил да, когда душа его чувствовала нет.