Неточные совпадения
По окончании акта студенты вываливают на
Большую Никитскую и толпами, распевая «Gaudeamus igitur», [«Итак, радуйтесь, друзья…» (название старинной студенческой песни на латинском
языке).] движутся к Никитским воротам и к Тверскому бульвару, в излюбленные свои пивные. Но идет исключительно беднота; белоподкладочники, надев «николаевские» шинели с бобровыми воротниками, уехали на рысаках в родительские палаты.
Огибаем
Большой театр и Свердловский сквер по проезду Театральной площади, едем на широкую, прямо-таки
языком вылизанную Охотнорядскую площадь. Несутся автомобили, трамваи, катятся толстые автобусы.
Судак имеет рот вытянутый, длинный, редкие, но толстые и крепкие зубы и довольно
большой язык, что дает ему некоторое право, по моему мнению, причисляться к роду форелей.
Неточные совпадения
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на
языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем
больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Тут несколько точек, ибо рассудок уже ничего не говорит, а говорят
большею частью:
язык, глаза и вслед за ними сердце, если оно имеется.
Хотят непременно, чтобы все было написано
языком самым строгим, очищенным и благородным, — словом, хотят, чтобы русский
язык сам собою опустился вдруг с облаков, обработанный как следует, и сел бы им прямо на
язык, а им бы
больше ничего, как только разинуть рты да выставить его.
Кто жил и мыслил, тот не может // В душе не презирать людей; // Кто чувствовал, того тревожит // Призрак невозвратимых дней: // Тому уж нет очарований, // Того змия воспоминаний, // Того раскаянье грызет. // Всё это часто придает //
Большую прелесть разговору. // Сперва Онегина
язык // Меня смущал; но я привык // К его язвительному спору, // И к шутке, с желчью пополам, // И злости мрачных эпиграмм.
К тому же замкнутый образ жизни Лонгрена освободил теперь истерический
язык сплетни; про матроса говаривали, что он где-то кого-то убил, оттого, мол, его
больше не берут служить на суда, а сам он мрачен и нелюдим, потому что «терзается угрызениями преступной совести».