— Эти у нас луга Святоегорьевскими прозываются, — обратился он ко мне. — А за ними — так Великокняжеские пойдут; других таких лугов по всей Расеи нету… Уж на что красиво! — Коренник фыркнул и встряхнулся… — Господь с тобою!.. — промолвил Филофей степенно и вполголоса. — На что красиво! — повторил он и вздохнул, а потом протяжно крякнул. — Вот скоро сенокосы начнутся, и что тут этого самого сена нагребут — беда! А в заводях рыбы тоже много. Лещи такие! — прибавил он нараспев. — Одно слово:
умирать не надо.
Мы рассуждаем в этом случае так: губерния Крутогорская хоть куда; мы тоже люди хорошие и, к тому же, приладились к губернии так, что она нам словно жена; и климат, и все, то есть и то и другое, так хорошо и прекрасно, и так все это славно, что вчуже даже мило смотреть на нас, а нам-то, пожалуй, и
умирать не надо!
Наркис. Мне житье теперь… Мне житье! Малина!
Умирать не надо. Что только есть, первый сорт. Хозяин у меня глупый, — вот послал меня с мужиками рядиться, луга кортомим; а я не очень чтоб уважаю. А с хозяйкой я в любви и во всяком согласии.
Юсов. Он переменится, и начальство к нему переменится… (Помолчав.) Нет прежних чиновников, Фелисата Герасимовна! Упадает чиновничество. Духу того нет. А какая жизнь была, Фелисата Герасимовна, рай просто!
Умирать не надо. Купались, просто купались, Фелисата Герасимовна. Прежние-то чиновники были орлы, орлы, а теперь молодежь, верхогляды, пустота какая-то.
1-й мужик. Да питейное заведение, примерно, или трактир откроете, житье такое будет, что
умирать не надо. Царствуй, и больше никаких.
Неточные совпадения
Так вот как, благодетели, // Я жил с моею вотчиной, //
Не правда ль, хорошо?..» // — Да, было вам, помещикам, // Житье куда завидное, //
Не надо умирать!
Идем домой понурые… // Два старика кряжистые // Смеются… Ай, кряжи! // Бумажки сторублевые // Домой под подоплекою // Нетронуты несут! // Как уперлись: мы нищие — // Так тем и отбоярились! // Подумал я тогда: // «Ну, ладно ж! черти сивые, // Вперед
не доведется вам // Смеяться
надо мной!» // И прочим стало совестно, // На церковь побожилися: // «Вперед
не посрамимся мы, // Под розгами
умрем!»
Нельзя было простить работнику, ушедшему в рабочую пору домой потому, что у него отец
умер, как ни жалко было его, и
надо было расчесть его дешевле за прогульные дорогие месяцы; но нельзя было и
не выдавать месячины старым, ни на что
не нужным дворовым.
Левин же и другие, хотя и многое могли сказать о смерти, очевидно,
не знали, потому что боялись смерти и решительно
не знали, что
надо делать, когда люди
умирают.
Борис (рыдая). Ну, Бог с тобой! Только одного и
надо у Бога просить, чтоб она
умерла поскорее, чтобы ей
не мучиться долго! Прощай! (Кланяется.)