Неточные совпадения
Каково же было удивление, когда на другой
день утром жена, вынимая газеты из ящика
у двери, нашла в нем часы с цепочкой, завернутые в бумагу! При часах грамотно написанная записка: «Стырено по ошибке, не знали, что ваши, получите с извинением». А сверху написано: «В.А. Гиляровскому». Тем и кончилось. Может быть, я и встречался где-нибудь с автором этого
дела и письма, но никто не намекнул о происшедшем.
Прошло три недели —
дело замолкло. Выхожу я как-то вечером из дома — я жил в доме Вельтищева, на Б. Никитской, против консерватории, — а
у ворот встречает меня известный громила Болдоха, не раз бегавший из Сибири...
С этого
дня мы подружились вплотную с Глебом Ивановичем, и он стал бывать
у меня.
Кроме купцов, отправленных в служители в холерный госпиталь, Баранов стал забирать шулеров, которые съехались, по обычаю, на ярмарку. Их он держал по ночам под арестом, а
днем посылал на грязные работы по уборке выгребных и помойных ям, а особенно франтоватых с девяти часов утра до обеда заставлял мести площади и мостовые
у всех на виду.
— Что делать? А вот сперва выпить хорошего вина, а потом оно и покажет, что делать… А дело-то простое. Сейчас едем ко мне на хутор: там
у меня такой третьегодняшний самодав — пальчики оближешь! Да и старые вина есть первосортные, — отец сам давит… Вот уж выморозки так выморозки — ум проглотишь! Ни
у Соколова, ни
у Меркуловского ничего подобного!
— Это очень завлекательно, но ведь
у меня
дело важное. Сейчас я наметил первым
делом в город — купить бурку, чайник медный и кое-что из съестного…
— Да вот хоть в этом! Я уж все обдумал, и выйдет по-хорошему. На ваше счастье мы встретились: я и в город-то случайно, по
делу, приезжал — безвыходно живу на хуторе и хозяйствую. Я уж год как на льготе. Пару кровных кобыл купил… свой табунок, виноградничек… Пухляковский виноград
у меня очень удался ныне. Да вот увидите. Вы помните моего старого Тебенька, на котором я в позапрошлом году офицерскую скачку взял? Вы его хотели еще в своем журнале напечатать…
Вот тогда еще узнал я о казни на Болоте — рылся
у нас в архивах, хотел в Москву ехать, куда донские
дела того времени были от нас отосланы, а как случилась беда — все бросил!
У Л.Н. Толстого в «Казаках» есть Ерошка. На самом
деле это был удалец, герой, старый казак Епифан Сехин, но его из почтения звали дядя Епишка.
Чего толкаешься!» Я повернул направо по
дну рва навстречу наплывавшему люду: все стремление
у меня было — на скачки за табакеркой!
Я соскочил с фуры: не пускают. Всемогущий корреспондентский билет дает право прохода. Я иду первым
делом к наружной линии будок, которые на берегу рва, я их видел издали утром из-под насыпи. Две снесены,
у одной сорвана крыша. А кругом — трупы… трупы…
Н.П. Гиляров-Платонов был человеком именно не от мира сего. Он спал
днем, работал ночью, редко кого принимал
у себя, кроме ближайших сотрудников, да и с теми мало разговаривал.
«Новости
дня» вышли 1 июня 1883 года, издатель их Абрам Яковлевич Липскеров в это время был стенографом
у М.Н. Каткова в «Московских ведомостях».
Занятый постоянной работой в «Русских ведомостях», я перестал бывать
у А.Я. Липскерова. Знаю, что он переживал трудные
дни, а потом, уже когда на него насели судебные пристава, к нему, на его счастье, подвернулся немец типографщик, дал взаймы на расплату семь тысяч рублей, а потом
у него
у самого типографию описали кредиторы…
Писал в этой газете в начале литературной юности А.П. Чехов, писал А.В. Амфитеатров и, кажется, даже Вас. Ив. Немирович-Данченко. Детей А.Я. Липскерова репетировал бывавший часто
у Чехова студент Н.Е. Эфрос, он и уговорил Чехова дать в газету повесть, которая и была напечатана в нескольких номерах «Новостей
дня».
Дело пошло. Деньги потекли в кассу, хотя «Новости
дня» имели подписчиков меньше всех газет и шли только в розницу, но вместе с «пюблисите» появились объявления, и расцвел А.Я. Липскеров. Купил себе роскошный особняк
у Красных Ворот. Зеркальные стекла во все окно, сад при доме, дорогие запряжки, роскошные обеды и завтраки, — все время пьют и едят. Ложа в театре, ложа на скачках, ложа на бегах.
Как-то Н.И. Пастухов, за обедом
у Тестова просматривая «Новости
дня», указал на объявление портновской фирмы Мандля в полстраницы и сказал...
Позднее я узнал, что это один из ростовщиков популярного антрепренера М.В. Лентовского. Он держал для видимости довольно приличный винный погребок и гастрономический магазин, а на самом
деле был шулер и ростовщик. От одного из таких же типов, тоже шулера, я узнал, что брюнет до этого, имея кличку Пашки-Шалуна, был карманником
у Рязанского вокзала, а позднее работал по этим же
делам в поездах. Я об этом рассказал Н.И. Пастухову.
По нескольку суток,
днем и ночью, он ездил в лодке по реке, тут же спал на берегу около костра, несмотря ни на какую погоду. Даже по зимам уезжал ловить и в двадцатиградусные морозы просиживал часами
у проруби на речке.
Корректуре он доверял только в те
дни, когда дежурила Ольга Михайловна Турчанинова, служившая корректоршей с самого первого номера газеты.
У ней ошибок не бывало.
Каждый год первого августа —
день основания газеты — Н.И. Пастухов праздновал в Пушкине, где
у него присутствовали и крупные власти и где не берущим взяток он проигрывал крупно в карты.
— Федор Константинович, я к вам по важному
делу. Губернатор Василий Степанович (Перфильев) сердится очень на газету. Что
у вас за репортеры!
— Вот оно что, ну, ловко вы меня поддели! Нет, что уж… только меня, пожалуйста, не пропишите, будто мы с вами не видались, сделайте милость, — сами понимаете,
дело подначальное, а
у меня семья, дети…
На другой
день я был в селе Ильинский погост
у Давыда Богданова, старого трактирщика. За чаем я ему откровенно рассказал, что приехал собрать материал об атамане Чуркине. Давыд Богданов сразу меня осадил...
— К нам, бывало, — рассказывал служащий Балашова, — придет с Костей и еще с кем-нибудь — всегда на эти
дела втроем ходили — и требует
у хозяина 25 рублей или 50, грозя спалить фабрику.
На другой
день мы были в Законорье,
у вдовы Чуркина Арины Ефимовны, которая жила с дочкой-подростком в своем доме близ трактира. В трактире уже все знали о том, что Костя осрамился, и все радовались. Вскоре его убили крестьяне в Болоте, близ деревни Беливы. Уж очень он грабил своих, главным образом сборщиков на погорелое, когда они возвращаются из поездок с узлами и деньгами.
Н.И. Пастухов начал печатать своего «Разбойника Чуркина» по порядку протоколов, сшитых в
деле, украшая каждый грабеж или кражу сценами из старых разбойничьих романов, которые приобрел
у букинистов, а Ваську Чуркина преобразил чуть ли не в народного героя и портрет его напечатал.
Последнее было
у Н.И. Пастухова сделать не всегда легко, и хотя
дело кончалось обыкновенно полным удовлетворением всякой просьбы, но покричать при этом он считал своей священной обязанностью, и кричал иногда довольно внушительно.
— Тятька! Эвося народу
Собралось
у кабака!
Все гуторят про свободу…
Тятька, кто она така?
— Замолчи! Пущай гуторют,
Наше
дело сторона…
Как возьмут тебя да вспорют,
Так узнаешь, кто она!
Волинадо.
Дело у Н.Н. Соедова пошло недурно. Появились хорошие сотрудники, привлеченные хлебосольством хозяина. На квартире
у него стали устраиваться еженедельно деловые вечеринки, начинавшиеся обсуждением тем и заканчивавшиеся веселым ужином.
Журнал шел без убытка, но коммерческие
дела Н.Н. Соедова как-то запутались, и ему пришлось продать журнал. В это время этот ловкий делец и нашел Н.И. Пастухова, которого — все дивились — сумел уговорить приобрести
у него издание.
—
У кого печатаете?
У бывшего кабатчика, безграмотного Пастухова, и
у московского цехового мещанина из евреев Липскерова? Уж если
у них
дело пошло, как же
у вас не пойдет! Открывайте газету, всех забьете!
Я жил в Гиляевке только летом, да и то часто уезжал по редакционным
делам. Во время моих приездов мы нередко вместе обедали и ужинали то
у В.М. Лаврова, то
у В.А. Гольцева, то
у меня.
Раз в месяц, ко
дню выхода книжки, В.М. Лавров уезжал в Москву, где обычно бывали обеды «Русской мысли», продолжение тех дружеских обедов, которые он задавал сотрудникам в московский период своей жизни
у себя на квартире. Впоследствии эти обеды перенеслись в «Эрмитаж» и были более официальны и замкнуты.
«Я ночевал
у И.И. Иванюкова, в квартире В.М. Соболевского, и проспал до 12 часов
дня, что подписом удостоверяю. Антон Чехов».
Днем они, поочередно занимая друг
у друга опорки и верхнее рваное платье, выбегали из ворот в Глинищевский переулок и становились в очередь
у окна булочной Филиппова, где ежедневно производилась булочной раздача хлеба, по фунту и больше, для нищих бесплатно. Этим подаянием и питались подшибалы, работавшие
у В.Н. Бестужева.
— Подсудимый, мне помнится, несколько лет назад вы уже судились
у нас… Это… Это было
дело…
В ночь на 29 июня, Петров
день, над Белградом был страшный тропический ливень с грозой. Я сидел
у окна гостиничного номера и видел только одно поминутно открывающееся небо, которое бороздили зигзаги молний. Взрывы грома заглушали шум ливня.
Часу в десятом вечера, окончив писать, я вышел в коридор, чтобы поразмяться, и, к великому своему удивлению, увидал, что как раз против моего номера отпирал дверь только что вернувшийся домой старик-коневод Василий Степанович,
у которого когда-то, в
дни скитаний и приключений моей молодости, я работал в зимовнике, заявив ему, что перед этим я служил в цирке при лошадях.
— Стало быть, вам кто-нибудь из ремонтеров-стариков сказывал. Им все любовались. Вы знаете хорошо наше
дело! Никогда не думал, что
у вас в Питере такие знатоки есть!
— Убивалась она очень, когда вы ушли! Весь зимовник прямо с ума сошел. Ездили по степи, спрашивали
у всех. Полковнику другой же
день обо всем рассказали, — а он в ответ: «Поглядите, не обокрал ли! Должно быть, из беглых!» Очень Женя убивалась! Вы ей портмонетик дорогой подарили, так она его на шее носила. Чуть что — в слезы, а потом женихи стали свататься, она всех отгоняла.