Инспектора звали Тыквой за его лысую голову. И посыпались угрозы выгнать, истолочь в порошок, выпороть и обрить на барабане всякого, кто завтра на попечительский смотр не обреется и не острижется. Приехал попечитель, длинный и бритый. И предстали перед ним старшие классы, высокие и бритые — в полумасках. Загорелые лица и белые подбородки и верхние губы свежеобритые…
смешные физиономии были.
Неточные совпадения
Шаги смолкли, и в открытой двери появился сначала синий громадный шар с блестящими пуговицами, затем белая-белая коротенькая ручка, и, наконец, синий шар сделал какое-то
смешное движение, пролез в дверь и вместе с ним появилась добродушная
физиономия с длинным утиным носом и едва заметными сонными глазками.
Василий Степаныч, готовый на всё, лишь бы только его жена была весела и не говорила о смерти, зачесывает над ушами пейсы, делает
смешную физиономию и подходит к Лизочке.
Я сдержала наконец слезы и поглядела на него. Он состроил не то жалостную, не то
смешную физиономию. Вся его фигура, волосы с проседью, прищуренные глаза, этот мягкий тон почти смирили меня.
Неточные совпадения
— Соблаговоляю. А согласитесь, Павел Петрович, что поединок наш необычаен до
смешного. Вы посмотрите только на
физиономию нашего секунданта.
Изредка он быстро вскидывал на меня равнодушные, мутные, до
смешного маленькие и голубые глаза, но на его красной огромной
физиономии я не мог ничего прочесть: ни сочувствия, ни сопротивления.
Фома, наблюдая за игрой
физиономии старика, понял, что он боится отца. Исподлобья, как волчонок, он смотрел на Чумакова; а тот со
смешной важностью крутил седые усы и переминался с ноги на ногу перед мальчиком, который не уходил, несмотря на данное ему разрешение.
В дни погромов Сашка свободно ходил по городу со своей
смешной обезьяньей, чисто еврейской
физиономией. Его не трогали. В нем была та непоколебимая душевная смелость, та небоязнь боязни, которая охраняет даже слабого человека лучше всяких браунингов. Но один раз, когда он, прижатый к стене дома, сторонился от толпы, ураганом лившейся во всю ширь улицы, какой-то каменщик, в красной рубахе и белом фартуке, замахнулся над ним зубилом и заорал:
«А что, если я сам себе навязал
смешную и предвзятую мысль? Что, если я, пытливый сердцевед, сам себя одурачил просто-напросто закутившим гоголевским капитаном Копейкиным? Ведь на Урале и среди оренбургского казачества много именно таких монгольских шафранных лиц». И тогда он еще внимательнее приглядывался к каждому жесту и выражению
физиономии штабс-капитана, чутко прислушивался к звукам его голоса.