Юлия сначала с презрением улыбалась; потом в лице ее появились какие-то кислые гримасы, и при последних словах Перепетуи Петровны она решительно не в состоянии была себя выдержать и, проговоря: «Сама дура!», — вышла в угольную, упала на кресла и принялась рыдать, выгибаясь всем телом. Павел
бросился к жене и стал даже перед нею на колени, но она толкнула его так сильно, что он едва устоял на месте. Перепетуя Петровна, стоя в дверях, продолжала кричать:
Неточные совпадения
— Пращев исповедовался, причастился, сделал все распоряжения, а утром
к его ногам
бросилась жена повара, его крепостная, за нею гнался [повар] с ножом в руках. Он вонзил нож не в
жену, а в живот Пращева, от чего тот немедленно скончался.
— А вот узнаешь: всякому свой! Иному дает на всю жизнь — и несет его, тянет точно лямку. Вон Кирила Кирилыч… — бабушка сейчас
бросилась к любимому своему способу,
к примеру, — богат, здоровехонек, весь век хи-хи-хи, да ха-ха-ха, да
жена вдруг ушла: с тех пор и повесил голову, — шестой год ходит, как тень… А у Егора Ильича…
Ему живо представлялась картина, как ревнивый муж, трясясь от волнения, пробирался между кустов, как
бросился к своему сопернику, ударил его ножом; как, может быть,
жена билась у ног его, умоляя о прощении. Но он, с пеной у рта, наносил ей рану за раной и потом, над обоими трупами, перерезал горло и себе.
— Ни-ни-ни! Типун, типун… — ужасно испугался вдруг Лебедев и,
бросаясь к спавшему на руках дочери ребенку, несколько раз с испуганным видом перекрестил его. — Господи, сохрани, господи, предохрани! Это собственный мой грудной ребенок, дочь Любовь, — обратился он
к князю, — и рождена в законнейшем браке от новопреставленной Елены,
жены моей, умершей в родах. А эта пигалица есть дочь моя Вера, в трауре… А этот, этот, о, этот…
Лаврецкий написал два слова Лизе: он известил ее о приезде
жены, просил ее назначить ему свидание, — и
бросился на узенький диван лицом
к стене; а старик лег на постель и долго ворочался, кашляя и отпивая глотками свой декокт.