Какое уважение может внушать нам ваша римско-варварская законность, это глухое, неуклюжее здание
без света и воздуха, подновленное в средние века, подбеленное вольноотпущенным мещанством?
— Что отчего так? Что помирают от солнечного удара? А так, сидя без движения,
без света всю зиму, и вдруг на солнце, да в такой день, как нынче, да идут толпою, притока воздуха нет. Вот и удар.
— Конечно, что стыдно… Ты как, папашка, любишь со светом или
без света? Я фонарь немножко притушу. Хорошо?
— Я — не один… нас много таких, загнанных судьбой, разбитых и больных людей… Мы — несчастнее вас, потому что слабее и телом и духом, но мы сильнее вас, ибо вооружены знанием… которое нам некуда приложить… Мы все с радостью готовы прийти к вам и отдать вам себя, помочь вам жить… больше нам нечего делать! Без вас мы — без почвы, вы без нас —
без света! Товарищи! Мы судьбой самою созданы для того, чтоб дополнять друг друга!
Неточные совпадения
Господь его
без разуму // Пустил на
свет!
Г-жа Простакова.
Без наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так сказать, с голоду. А! каково это?
С этой минуты исчез старый Евсеич, как будто его на
свете не было, исчез
без остатка, как умеют исчезать только «старатели» русской земли.
Либеральная партия говорила или, лучше, подразумевала, что религия есть только узда для варварской части населения, и действительно, Степан Аркадьич не мог вынести
без боли в ногах даже короткого молебна и не мог понять, к чему все эти страшные и высокопарные слова о том
свете, когда и на этом жить было бы очень весело.
Когда графиня Нордстон позволила себе намекнуть о том, что она желала чего-то лучшего, то Кити так разгорячилась и так убедительно доказала, что лучше Левина ничего не может быть на
свете, что графиня Нордстон должна была признать это и в присутствии Кити
без улыбки восхищения уже не встречала Левина.