Германская философия была привита Московскому университету М. Г. Павловым. Кафедра философии была закрыта с 1826 года. Павлов преподавал введение к философии вместо физики и сельского хозяйства. Физике было мудрено научиться на его лекциях, сельскому хозяйству — невозможно, но его курсы были чрезвычайно полезны. Павлов
стоял в дверях физико-математического отделения и останавливал студента вопросом: «Ты хочешь знать природу? Но что такое природа? Что такое знать?»
Неточные совпадения
Старушка, бабушка моя,
На креслах опершись,
стояла,
Молитву шепотом творя,
И четки всё перебирала;
В дверях знакомая семья
Дворовых лиц мольбе внимала,
И
в землю кланялись они,
Прося у бога долги дни.
В дверях залы
стояла фигура, завернутая
в военную шинель; к окну виднелся белый султан, сзади были еще какие-то лица, — я разглядел казацкую шапку.
Оставя жандармов внизу, молодой человек второй раз пошел на чердак; осматривая внимательно, он увидел небольшую
дверь, которая вела к чулану или к какой-нибудь каморке;
дверь была заперта изнутри, он толкнул ее ногой, она отворилась — и высокая женщина, красивая собой,
стояла перед ней; она молча указывала ему на мужчину, державшего
в своих руках девочку лет двенадцати, почти без памяти.
В зале утром я застал исправника, полицмейстера и двух чиновников; все
стояли, говорили шепотом и с беспокойством посматривали на
дверь.
Дверь растворилась, и взошел небольшого роста плечистый старик, с головой, посаженной на плечи, как у бульдога, большие челюсти продолжали сходство с собакой, к тому же они как-то плотоядно улыбались; старое и с тем вместе приапическое выражение лица, небольшие, быстрые, серенькие глазки и редкие прямые волосы делали невероятно гадкое впечатление.
В передней сидели седые лакеи, важно и тихо занимаясь разными мелкими работами, а иногда читая вполслуха молитвенник или псалтырь, которого листы были темнее переплета. У
дверей стояли мальчики, но и они были скорее похожи на старых карликов, нежели на детей, никогда не смеялись и не подымали голоса.
Знакомые поглощали у него много времени, он страдал от этого иногда, но
дверей своих не запирал, а встречал каждого кроткой улыбкой. Многие находили
в этом большую слабость; да, время уходило, терялось, но приобреталась любовь не только близких людей, но посторонних, слабых; ведь и это
стоит чтения и других занятий!
Едва вахмистр с страшными седыми усами, стоявшими перпендикулярно к губам, торжественно отворял
дверь и бренчанье сабли становилось слышно
в канцелярии, советники вставали и оставались,
стоя в согбенном положении, до тех пор, пока губернатор кланялся.
Грянула музыка horse guards'oa, [конногвардейцев (англ.).] я
постоял,
постоял и вышел сначала
в залу, а потом вместе с потоком кринолинных волн достиг до каскады и с нею очутился у
дверей комнаты, где обыкновенно сидели Саффи и Мордини.
Он машинально перевел полицейскому слова записки и подвинулся к двери, очень хотелось уйти, но полицейский
стоял в двери и рычал все более громко, сердито, а Дуняша уговаривала его:
Неточные совпадения
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к тебе
в дом целый полк на
постой. А если что, велит запереть
двери. «Я тебя, — говорит, — не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а вот ты у меня, любезный, поешь селедки!»
Вскочила, испугалась я: //
В дверях стоял в халатике // Плешивый человек. // Скоренько я целковенький // Макару Федосеичу // С поклоном подала: // «Такая есть великая // Нужда до губернатора, // Хоть умереть — дойти!»
Старый, толстый Татарин, кучер Карениной,
в глянцовом кожане, с трудом удерживал прозябшего левого серого, взвивавшегося у подъезда. Лакей
стоял, отворив дверцу. Швейцар
стоял, держа наружную
дверь. Анна Аркадьевна отцепляла маленькою быстрою рукой кружева рукава от крючка шубки и, нагнувши голову, слушала с восхищением, что говорил, провожая ее, Вронский.
— Пусти, пусти, поди! — заговорила она и вошла
в высокую
дверь. Направо от
двери стояла кровать, и на кровати сидел, поднявшись, мальчик
в одной расстегнутой рубашечке и, перегнувшись тельцем, потягиваясь, доканчивал зевок.
В ту минуту, как губы его сходились вместе, они сложились
в блаженно-сонную улыбку, и с этою улыбкой он опять медленно и сладко повалился назад.
Но это говорили его вещи, другой же голос
в душе говорил, что не надо подчиняться прошедшему и что с собой сделать всё возможно. И, слушаясь этого голоса, он подошел к углу, где у него
стояли две пудовые гири, и стал гимнастически поднимать их, стараясь привести себя
в состояние бодрости. За
дверью заскрипели шаги. Он поспешно поставил гири.