Неточные совпадения
Я смотрел на
старика: его лицо было так детски откровенно, сгорбленная фигура его, болезненно перекошенное лицо, потухшие глаза, слабый голос — все внушало доверие; он не лгал, он не льстил, ему действительно хотелось видеть прежде смерти в «кавалерии и регалиях» человека, который лет пятнадцать не мог ему
простить каких-то бревен. Что это: святой или безумный? Да не одни ли безумные и достигают святости?
Старик Бушо не любил меня и считал пустым шалуном за то, что я дурно приготовлял уроки, он часто говаривал: «Из вас ничего не выйдет», но когда заметил мою симпатию к его идеям régicides, [цареубийственным (фр.).] он сменил гнев на милость,
прощал ошибки и рассказывал эпизоды 93 года и как он уехал из Франции, когда «развратные и плуты» взяли верх. Он с тою же важностию, не улыбаясь, оканчивал урок, но уже снисходительно говорил...
После смерти отца Химик дал отпускную несчастным одалискам, уменьшил наполовину тяжелый оброк, положенный отцом на крестьян,
простил недоимки и даром отдал рекрутские квитанции, которые продавал им
старик, отдавая дворовых в солдаты.
Они никогда не сближались потом. Химик ездил очень редко к дядям; в последний раз он виделся с моим отцом после смерти Сенатора, он приезжал просить у него тысяч тридцать рублей взаймы на покупку земли. Отец мой не дал; Химик рассердился и, потирая рукою нос, с улыбкой ему заметил: «Какой же тут риск, у меня именье родовое, я беру деньги для его усовершенствования, детей у меня нет, и мы друг после друга наследники».
Старик семидесяти пяти лет никогда не
прощал племяннику эту выходку.
Правительство,
прощая Пассеков, и не думало им возвратить какую-нибудь долю именья. Истощенный усилиями и лишениями,
старик слег в постель; не знали, чем будут обедать завтра.
— Скажу тебе прямо, Надя…
Прости старика за откровенность и за то, что он суется не в свои дела. Да ведь ты-то моя, кому же и позаботиться о дочери, как не отцу?.. Ты вот растишь теперь свою дочь и пойми, чего бы ты ни сделала, чтобы видеть ее счастливой.
— Феня… пожалей старика, который ползает перед тобой на коленях… — молил Гордей Евстратыч страстным задыхавшимся шепотом, хватая себя за горло, точно его что душило. — Погоди… не говори никому ни слова… Не хотел тебя обижать, Феня…
прости старика!
Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Подите ж с Богом. (Все отходят.) А я уж знаю, что делать. Где гнев, тут и милость.
Старик погневается да
простит и за неволю. А мы свое возьмем.
— И я ему тоже говорила! — заметила Татьяна Марковна, — да нынче бабушек не слушают. Нехорошо, Борис Павлович, ты бы съездил хоть к Нилу Андреичу: уважил бы
старика. А то он не
простит. Я велю вычистить и вымыть коляску…
—
Простите, князь, я нечаянно. О князь, в последнее время я узнал одного
старика, моего названого отца… О, если б вы его видели, вы бы спокойнее… Лиза тоже так ценит его.
Он был высокий, седой
старик, не совсем патриархальной наружности, с красным носом и вообще — увы,
прощай, идиллия! — с следами сильного невоздержания на лице, с изломанными чертами, синими и красными жилками на носу и около.
— Нечего
прощать. Ты меня не обидел. А и обидеть меня нельзя, — сказал
старик и стал на плечо надевать снятую сумку. Между тем перекладную телегу выкатили и запрягли лошадей.