Неточные совпадения
Я смотрел на старика: его лицо было так детски откровенно, сгорбленная фигура его, болезненно перекошенное лицо, потухшие
глаза, слабый голос — все внушало доверие; он не лгал, он не льстил, ему действительно хотелось видеть прежде смерти в «кавалерии и регалиях» человека, который лет пятнадцать не мог ему простить каких-то бревен. Что это: святой или безумный? Да не
одни ли безумные и достигают святости?
Старосты и его missi dominici [господские сподручные (лат.).] грабили барина и мужиков; зато все находившееся на
глазах было подвержено двойному контролю; тут береглись свечи и тощий vin de Graves [сорт белого вина (фр.).] заменялся кислым крымским вином в то самое время, как в
одной деревне сводили целый лес, а в другой ему же продавали его собственный овес.
Когда он, бывало, приходил в нашу аудиторию или с деканом Чумаковым, или с Котельницким, который заведовал шкапом с надписью «Materia Medica», [Медицинское вещество (лат.).] неизвестно зачем проживавшим в математической аудитории, или с Рейсом, выписанным из Германии за то, что его дядя хорошо знал химию, — с Рейсом, который, читая по-французски, называл светильню — baton de coton, [хлопчатобумажной палкой вместо: «cordon de coton» — хлопчатобумажным фитилем (фр.).] яд — рыбой (poisson [Яд — poison; рыба — poisson (фр.).]), а слово «молния» так несчастно произносил, что многие думали, что он бранится, — мы смотрели на них большими
глазами, как на собрание ископаемых, как на последних Абенсерагов, представителей иного времени, не столько близкого к нам, как к Тредьяковскому и Кострову, — времени, в котором читали Хераскова и Княжнина, времени доброго профессора Дильтея, у которого были две собачки:
одна вечно лаявшая, другая никогда не лаявшая, за что он очень справедливо прозвал
одну Баваркой, [Болтушкой (от фр. bavard).] а другую Пруденкой.
Утром
один студент политического отделения почувствовал дурноту, на другой день он умер в университетской больнице. Мы бросились смотреть его тело. Он исхудал, как в длинную болезнь,
глаза ввалились, черты были искажены; возле него лежал сторож, занемогший в ночь.
Одной февральской ночью, часа в три, жена Вадима прислала за мной; больному было тяжело, он спрашивал меня, я подошел к нему и тихо взял его за руку, его жена назвала меня, он посмотрел долго, устало, не узнал и закрыл
глаза.
Один взгляд на наружность старика, на его лоб, покрытый седыми кудрями, на его сверкающие
глаза и атлетическое тело показывал, сколько энергии и силы было ему дано от природы.
— Помилуй, батюшка, куда толкнешься с
одной лошаденкой; есть-таки троечка, была четвертая, саврасая, да пала с
глазу о Петровки, — плотник у нас, Дорофей, не приведи бог, ненавидит чужое добро, и
глаз у него больно дурен.
Ни
одному человеку не доверил артист своего замысла. После нескольких месяцев труда он едет в Москву изучать город, окрестности и снова работает, месяцы целые скрываясь от
глаз и скрывая свой проект.
Глядя на бледный цвет лица, на большие
глаза, окаймленные темной полоской, двенадцатилетней девочки, на ее томную усталь и вечную грусть, многим казалось, что это
одна из предназначенных, ранних жертв чахотки, жертв, с детства отмеченных перстом смерти, особым знамением красоты и преждевременной думы. «Может, — говорит она, — я и не вынесла бы этой борьбы, если б я не была спасена нашей встречей».
Р. была
одна из тех скрытно-страстных женских натур, которые встречаются только между блондинами, у них пламенное сердце маскировано кроткими и тихими чертами; они бледнеют от волнения, и
глаза их не искрятся, а скорее тухнут, когда чувства выступают из берегов.
Вскоре они переехали в другую часть города. Первый раз, когда я пришел к ним, я застал соседку
одну в едва меблированной зале; она сидела за фортепьяно,
глаза у нее были сильно заплаканы. Я просил ее продолжать; но музыка не шла, она ошибалась, руки дрожали, цвет лица менялся.
Мы застали Р. в обмороке или в каком-то нервном летаргическом сне. Это не было притворством; смерть мужа напомнила ей ее беспомощное положение; она оставалась
одна с детьми в чужом городе, без денег, без близких людей. Сверх того, у ней бывали и прежде при сильных потрясениях эти нервные ошеломления, продолжавшиеся по нескольку часов. Бледная, как смерть, с холодным лицом и с закрытыми
глазами, лежала она в этих случаях, изредка захлебываясь воздухом и без дыхания в промежутках.
Тут я понял, что муж, в сущности, был для меня извинением в своих
глазах, — любовь откипела во мне. Я не был равнодушен к ней, далеко нет, но это было не то, чего ей надобно было. Меня занимал теперь иной порядок мыслей, и этот страстный порыв словно для того обнял меня, чтоб уяснить мне самому иное чувство.
Одно могу сказать я в свое оправдание — я был искренен в моем увлечении.
Мы часто говаривали с ним в былые годы о поездке за границу, он знал, как страстно я желал, но находил бездну препятствий и всегда оканчивал
одним: «Ты прежде закрой мне
глаза, потом дорога открыта на все четыре стороны».
Старик подошел к столу, порылся в небольшой пачке бумаг, хладнокровно вытащил
одну и подал. Я читал и не верил своим
глазам; такое полнейшее отсутствие справедливости, такое наглое, бесстыдное беззаконие удивило даже в России.
Знаю я их, да скучно иной раз
одной сидеть
глаза болят, читать трудно, да и не всегда хочется, я их и пускаю, болтают всякий вздор, — развлечение, час-другой и пройдет…
Жизнь наша в Новгороде шла нехорошо. Я приехал туда не с самоотвержением и твердостью, а с досадой и озлоблением. Вторая ссылка с своим пошлым характером раздражала больше, чем огорчала; она не была до того несчастна, чтобы поднять дух, а только дразнила, в ней не было ни интереса новости, ни раздражения опасности.
Одного губернского правления с своим Эльпидифором Антиоховичем Зуровым, советником Хлопиным и виц-губернатором Пименом Араповым было за
глаза довольно, чтобы отравить жизнь.
Но внимание всех уже оставило их, оно обращено на осетрину; ее объясняет сам Щепкин, изучивший мясо современных рыб больше, чем Агассис — кости допотопных. Боткин взглянул на осетра, прищурил
глаза и тихо покачал головой, не из боку в бок, а склоняясь;
один Кетчер, равнодушный по принципу к величиям мира сего, закурил трубку и говорит о другом.
… И вот перед моими
глазами встают наши Лазари, но не с облаком смерти, а моложе, полные сил.
Один из них угас, как Станкевич, вдали от родины — И. П. Галахов.
Говоря, например, об
одном человеке, который ему очень не нравился, он сжал в
одном слове «немец!» выражением, улыбкой и прищуриванием
глаз — целую биографию, целую физиологию, целый ряд мелких, грубых, неуклюжих недостатков, специально принадлежащих германскому племени.
Каждую минуту отворялась небольшая дверь и входил
один биржевой агент за другим, громко говоря цифру; Ротшильд, продолжая читать, бормотал, не поднимая
глаз: «да, — нет, — хорошо, — пожалуй, — довольно», и цифра уходила.