Неточные совпадения
За мной ходили две нянюшки — одна русская и одна немка; Вера Артамоновна и m-me Прово были очень добрые женщины, но мне было скучно смотреть, как они целый день вяжут чулок и пикируются между собой, а потому при всяком удобном
случае я убегал
на половину Сенатора (бывшего посланника), к моему единственному приятелю, к его камердинеру Кало.
Новое поколение не имеет этого идолопоклонства, и если бывают
случаи, что люди не хотят
на волю, то это просто от лени и из материального расчета. Это развратнее, спору нет, но ближе к концу; они, наверно, если что-нибудь и хотят видеть
на шее господ, то не владимирскую ленту.
Гувернанты употребляют немца
на покупки,
на всевозможные комиссии, но позволяют ухаживать за собой только в
случае сильных физических недостатков и при совершенном отсутствии других поклонников.
Я полагаю, что немного верил, по привычке, из приличия и
на всякий
случай.
Обед подавался
на особенном английском сервизе из жести или из какой-то композиции, купленном ad hoc. [для данного
случая (лат.).]
С ними приходили дети с светло-палевыми волосами; босые и запачканные, они всё совались вперед, старухи всё их дергали назад; дети кричали, старухи кричали
на них, ловили меня при всяком
случае и всякий год удивлялись, что я так вырос.
Ни в каком
случае он не считал ни
на кого, и я не помню, чтоб он к кому-нибудь обращался с значительной просьбой.
Я так долго возмущался против этой несправедливости, что наконец понял ее: он вперед был уверен, что всякий человек способен
на все дурное и если не делает, то или не имеет нужды, или
случай не подходит; в нарушении же форм он видел личную обиду, неуважение к нему или «мещанское воспитание», которое, по его мнению, отлучало человека от всякого людского общества.
Пименов хватал в подобных
случаях шляпу и хохотал до Арбатских ворот, останавливаясь
на перекрестках и опираясь
на фонарные столбы.
Легко может быть, что в противном
случае государь прислал бы флигель-адъютанта, который для получения креста сделал бы из этого дела заговор, восстание, бунт и предложил бы всех отправить
на каторжную работу, а государь помиловал бы в солдаты.
А Гумбольдту хотелось потолковать о наблюдениях над магнитной стрелкой, сличить свои метеорологические заметки
на Урале с московскими — вместо этого ректор пошел ему показывать что-то сплетенное из высочайших волос Петра I…; насилу Эренберг и Розе нашли
случай кой-что рассказать о своих открытиях.
Проповедь Филарета
на молебствии по
случаю холеры превзошла все остальные; он взял текстом, как ангел предложил в наказание Давиду избрать войну, голод или чуму; Давид избрал чуму.
— Не мешает-с
на всякий
случай.
— В таком
случае… конечно… я не смею… — и взгляд городничего выразил муку любопытства. Он помолчал. — У меня был родственник дальний, он сидел с год в Петропавловской крепости; знаете, тоже, сношения — позвольте, у меня это
на душе, вы, кажется, все еще сердитесь? Я человек военный, строгий, привык; по семнадцатому году поступил в полк, у меня нрав горячий, но через минуту все прошло. Я вашего жандарма оставлю в покое, черт с ним совсем…
Привычки Александра были таковы, что невероятного ничего тут не было. Узнать, правда ли, было нелегко и, во всяком
случае, наделало бы много скандалу.
На вопрос г. Бенкендорфа генерал Соломка отвечал, что через его руки проходило столько денег, что он не припомнит об этих пяти тысячах.
Случай мне помог, иначе он сильно повредил бы мне; иметь зуб
на зло, которое он мне не сделал, было бы смешно и жалко.
Долго терпел народ; наконец какой-то тобольский мещанин решился довести до сведения государя о положении дел. Боясь обыкновенного пути, он отправился
на Кяхту и оттуда пробрался с караваном чаев через сибирскую границу. Он нашел
случай в Царском Селе подать Александру свою просьбу, умоляя его прочесть ее. Александр был удивлен, поражен страшными вещами, прочтенными им. Он позвал мещанина и, долго говоря с ним, убедился в печальной истине его доноса. Огорченный и несколько смущенный, он сказал ему...
— Это так у нас, домашнее выражение. Скучно, знаете, при наказании, ну, так велишь сечь да куришь трубку; обыкновенно к концу трубки и наказанию конец — ну, а в экстренных
случаях велишь иной раз и
на две трубки угостить приятеля. Полицейские привычны, знают примерно сколько.
Полковник упросил его
на год или
на два уехать в свои деревни, надеясь сыскать
случай поправить дело.
Правила, по которым велено отмежевывать земли, довольно подробны: нельзя давать берегов судоходной реки, строевого леса, обоих берегов реки; наконец, ни в каком
случае не велено выделять земель, обработанных крестьянами, хотя бы крестьяне не имели никаких прав
на эти земли, кроме давности…
Видеть себя в печати — одна из самых сильных искусственных страстей человека, испорченного книжным веком. Но тем не меньше решаться
на публичную выставку своих произведений — нелегко без особого
случая. Люди, которые не смели бы думать о печатании своих статей в «Московских ведомостях», в петербургских журналах, стали печататься у себя дома. А между тем пагубная привычка иметь орган, привычка к гласности укоренилась. Да и совсем готовое орудие иметь недурно. Типографский станок тоже без костей!
— Ну, вот видите, — сказал мне Парфений, кладя палец за губу и растягивая себе рот, зацепивши им за щеку, одна из его любимых игрушек. — Вы человек умный и начитанный, ну, а старого воробья
на мякине вам не провести. У вас тут что-то неладно; так вы, коли уже пожаловали ко мне, лучше расскажите мне ваше дело по совести, как
на духу. Ну, я тогда прямо вам и скажу, что можно и чего нельзя, во всяком
случае, совет дам не к худу.
А тут мучительное беспокойство — родится ли он живым или нет? Столько несчастных
случаев. Доктор улыбается
на вопросы — «он ничего не смыслит или не хочет говорить»; от посторонних все еще скрыто; не у кого спросить — да и совестно.
Но что же доказывает все это? Многое, но
на первый
случай то, что немецкой работы китайские башмаки, в которых Россию водят полтораста лет, натерли много мозолей, но, видно, костей не повредили, если всякий раз, когда удается расправить члены, являются такие свежие и молодые силы. Это нисколько не обеспечивает будущего, но делает его крайне возможным.
Я мог бы написать целый том анекдотов, слышанных мною от Ольги Александровны: с кем и кем она ни была в сношениях, от графа д'Артуа и Сегюра до лорда Гренвиля и Каннинга, и притом она смотрела
на всех независимо, по-своему и очень оригинально. Ограничусь одним небольшим
случаем, который постараюсь передать ее собственными словами.
Доля жалованья шла, в
случае начета,
на уплату казне и могла длиться двести, триста лет, если б чиновник длился так долго.
Она у нас прожила год. Время под конец нашей жизни в Новгороде было тревожно — я досадовал
на ссылку и со дня
на день ждал в каком-то раздраженье разрешения ехать в Москву. Тут я только заметил, что горничная очень хороша собой… Она догадалась!.. и все прошло бы без шага далее.
Случай помог.
Случай всегда находится, особенно когда ни с одной стороны его не избегают.
Она перешагнула, но коснувшись гроба! Она все поняла, но удар был неожидан и силен; вера в меня поколебалась, идол был разрушен, фантастические мучения уступили факту. Разве случившееся не подтверждало праздность сердца? В противном
случае разве оно не противустояло бы первому искушению — и какому? И где? В нескольких шагах от нее. И кто соперница? Кому она пожертвована? Женщине, вешавшейся каждому
на шею…
Я знаю, что мое воззрение
на Европу встретит у нас дурной прием. Мы, для утешения себя, хотим другой Европы и верим в нее так, как христиане верят в рай. Разрушать мечты вообще дело неприятное, но меня заставляет какая-то внутренняя сила, которой я не могу победить, высказывать истину — даже в тех
случаях, когда она мне вредна.
На этом пока и остановимся. Когда-нибудь я напечатаю выпущенные главы и напишу другие, без которых рассказ мой останется непонятным, усеченным, может, ненужным, во всяком
случае, будет не тем, чем я хотел, но все это после, гораздо после…
Николай раз
на смотру, увидав молодца флангового солдата с крестом, спросил его: «Где получил крест?» По несчастью, солдат этот был из каких-то исшалившихся семинаристов и, желая воспользоваться таким
случаем, чтоб блеснуть красноречием, отвечал: «Под победоносными орлами вашего величества». Николай сурово взглянул
на него,
на генерала, надулся и прошел. А генерал, шедший за ним, когда поравнялся с солдатом, бледный от бешенства, поднял кулак к его лицу и сказал: «В гроб заколочу Демосфена!»
Представляя
на ваше рассмотрение, г. Президент, это дело, я буду вас просить, как особенного одолжения, в
случае нового отказа, объяснить мне это происшествие, которое слишком любопытно и интересно, чтоб я считал себя вправе скрыть его от общего сведения.
Другой, из видов предупредительной осторожности, требовал новых обеспечений, чтоб в
случае моей смерти воспитание и содержание моих детей не пало
на бедную коммуну.
— Вот вам
на всякий
случай, впрочем, будьте уверены, до этой бумаги дело не дойдет. Я очень, очень рад, что мы покончили с вами это дело.
Народ, собравшись
на Примроз-Гиль, чтоб посадить дерево в память threecentenari, [трехсотлетия (англ.).] остался там, чтоб поговорить о скоропостижном отъезде Гарибальди. Полиция разогнала народ. Пятьдесят тысяч человек (по полицейскому рапорту) послушались тридцати полицейских и, из глубокого уважения к законности, вполовину сгубили великое право сходов под чистым небом и во всяком
случае поддержали беззаконное вмешательство власти.