Неточные совпадения
Старик Бушо не любил меня
и считал пустым шалуном за то, что я дурно приготовлял уроки, он часто говаривал: «Из вас ничего не выйдет», но когда заметил мою симпатию к его
идеям régicides, [цареубийственным (фр.).] он сменил гнев на милость, прощал ошибки
и рассказывал эпизоды 93 года
и как он уехал из Франции, когда «развратные
и плуты» взяли верх. Он с тою же важностию, не улыбаясь, оканчивал урок, но уже снисходительно говорил...
Мы переписывались,
и очень, с 1824 года, но письма — это опять перо
и бумага, опять учебный стол с чернильными пятнами
и иллюстрациями, вырезанными перочинным ножом; мне хотелось ее видеть, говорить с ней о новых
идеях —
и потому можно себе представить, с каким восторгом я услышал, что кузина приедет в феврале (1826)
и будет у нас гостить несколько месяцев.
И еще года два после я был под влиянием
идей мистически-социальных, взятых из Евангелия
и Жан-Жака, на манер французских мыслителей вроде Пьера Леру.
Огарев еще прежде меня окунулся в мистические волны. В 1833 он начинал писать текст для Гебелевой [Г е б е л ь — известный композитор того времени. (Прим. А.
И. Герцена.)] оратории «Потерянный рай». «В
идее потерянного рая, — писал мне Огарев, — заключается вся история человечества!» Стало быть, в то время
и он отыскиваемый рай идеала принимал за утраченный.
Только в том
и была разница, что Natalie вносила в наш союз элемент тихий, кроткий, грациозный, элемент молодой девушки со всей поэзией любящей женщины, а я — живую деятельность, мое semper in motu, [всегда в движении (лат.).] беспредельную любовь да, сверх того, путаницу серьезных
идей, смеха, опасных мыслей
и кучу несбыточных проектов.
Юность невнимательно несется в какой-то алгебре
идей, чувств
и стремлений, частное мало занимает, мало бьет, а тут — любовь, найдено — неизвестное, все свелось на одно лицо, прошло через него, им становится всеобщее дорого, им изящное красиво, постороннее
и тут не бьет: они даны друг другу, кругом хоть трава не расти!
Совсем напротив, отсюда-то
и начинается его живое, меткое, оригинальное сочетание
идей философских с революционными.
Возражение, что эти кружки, не заметные ни сверху, ни снизу, представляют явление исключительное, постороннее, бессвязное, что воспитание большей части этой молодежи было экзотическое, чужое
и что они скорее выражают перевод на русское французских
и немецких
идей, чем что-нибудь свое, — нам кажется очень неосновательным.
Идея народности, сама по себе, —
идея консервативная: выгораживание своих прав, противуположение себя другому; в ней есть
и юдаическое понятие о превосходстве племени,
и аристократические притязания на чистоту крови
и на майорат.
Встреча московских славянофилов с петербургским славянофильством Николая была для них большим несчастьем. Николай бежал в народность
и православие от революционных
идей. Общего между ними ничего не было, кроме слов. Их крайности
и нелепости все же были бескорыстно нелепы
и без всякого отношения к III Отделению или к управе благочиния, что, разумеется, нисколько не мешало их нелепостям быть чрезвычайно нелепыми.
Вся Европа пришла теперь к необходимости деспотизма, чтоб как-нибудь удержать современный государственный быт против напора социальных
идей, стремящихся водворить новый чин, к которому Запад, боясь
и упираясь, все-таки несется с неведомой силой.
Тем не меньше, хотя
и дурным слогом, но близнецы «Москвитянина» стали зацеплять уж не только Белинского, но
и Грановского за его лекции.
И все с тем же несчастным отсутствием такта, который восстановлял против них всех порядочных людей. Они обвиняли Грановского в пристрастии к западному развитию, к известному порядку
идей, за которые Николай из
идеи порядка ковал в цепи да посылал в Нерчинск.
Шевырев портил свои чтения тем самым, чем портил свои статьи, — выходками против таких
идей, книг
и лиц, за которые у нас трудно было заступаться, не попавши в острог.
Мещане не были произведены революцией, они были готовы с своими преданиями
и нравами, чуждыми на другой лад революционной
идеи. Их держала аристократия в черном теле
и на третьем плане; освобожденные, они прошли по трупам освободителей
и ввели свой порядок. Меньшинство было или раздавлено, или распустилось в мещанство.
Везде, где есть меньшинство, предварившее понимание масс
и желающее осуществить ими понятую
идею, если нет ни свободы речи, ни права собрания, — будут составляться тайные общества.
Сам Прудон попробовал было раз свою патологию
и срезался на Народном банке, — несмотря на то, что сама по себе взятая,
идея его верна.
Неточные совпадения
Мало-помалу, несмотря на протесты,
идея эта до того окрепла в голове ревнивого начальника, что он решился испытать своих подчиненных
и кликнул клич.
Но в том-то именно
и заключалась доброкачественность наших предков, что как ни потрясло их описанное выше зрелище, они не увлеклись ни модными в то время революционными
идеями, ни соблазнами, представляемыми анархией, но остались верными начальстволюбию
и только слегка позволили себе пособолезновать
и попенять на своего более чем странного градоначальника.
Как
и все добрые начальники, бригадир допускал эту последнюю
идею лишь с прискорбием; но мало-помалу он до того вник в нее, что не только смешал команду с хлебом, но даже начал желать первой пуще последнего.
Лишь в позднейшие времена (почти на наших глазах) мысль о сочетании
идеи прямолинейности с
идеей всеобщего осчастливления была возведена в довольно сложную
и не изъятую идеологических ухищрений административную теорию, но нивеляторы старого закала, подобные Угрюм-Бурчееву, действовали в простоте души единственно по инстинктивному отвращению от кривой линии
и всяких зигзагов
и извилин.
Как всегда, у него за время его уединения набралось пропасть мыслей
и чувств, которых он не мог передать окружающим,
и теперь он изливал в Степана Аркадьича
и поэтическую радость весны,
и неудачи
и планы хозяйства,
и мысли
и замечания о книгах, которые он читал,
и в особенности
идею своего сочинения, основу которого, хотя он сам не замечал этого, составляла критика всех старых сочинений о хозяйстве.