Неточные совпадения
Рассказы о возмущении, о суде, ужас
в Москве сильно поразили меня; мне открывался новый
мир, который становился больше и больше средоточием всего нравственного существования моего; не знаю, как это
сделалось, но, мало понимая или очень смутно,
в чем дело, я чувствовал, что я не с той стороны, с которой картечь и победы, тюрьмы и цепи. Казнь Пестеля и его товарищей окончательно разбудила ребяческий сон моей души.
А между тем слова старика открывали перед молодым существом иной
мир, иначе симпатичный, нежели тот,
в котором сама религия
делалась чем-то кухонным, сводилась на соблюдение постов да на хождение ночью
в церковь, где изуверство, развитое страхом, шло рядом с обманом, где все было ограничено, поддельно, условно и жало душу своей узкостью.
И заметьте, что это отрешение от
мира сего вовсе не ограничивалось университетским курсом и двумя-тремя годами юности. Лучшие люди круга Станкевича умерли; другие остались, какими были, до нынешнего дня. Бойцом и нищим пал, изнуренный трудом и страданиями, Белинский. Проповедуя науку и гуманность, умер, идучи на свою кафедру, Грановский. Боткин не
сделался в самом деле купцом… Никто из них не отличился по службе.
Глядя на какой-нибудь невзрачный, старинной архитектуры дом
в узком, темном переулке, трудно представить себе, сколько
в продолжение ста лет сошло по стоптанным каменным ступенькам его лестницы молодых парней с котомкой за плечами, с всевозможными сувенирами из волос и сорванных цветов
в котомке, благословляемых на путь слезами матери и сестер… и пошли
в мир, оставленные на одни свои силы, и
сделались известными мужами науки, знаменитыми докторами, натуралистами, литераторами.
«Разве она и теперь не самая свободная страна
в мире, разве ее язык — не лучший язык, ее литература — не лучшая литература, разве ее силлабический стих не звучнее греческого гексаметра?» К тому же ее всемирный гений усвоивает себе и мысль, и творение всех времен и стран: «Шекспир и Кант, Гете и Гегель — разве не
сделались своими во Франции?» И еще больше: Прудон забыл, что она их исправила и одела, как помещики одевают мужиков, когда их берут во двор.
Он говорил просто, свободно переходя от предмета к предмету, всегда знал обо всем, что
делается в мире, в свете и в городе; следил за подробностями войны, если была война, узнавал равнодушно о перемене английского или французского министерства, читал последнюю речь в парламенте и во французской палате депутатов, всегда знал о новой пиесе и о том, кого зарезали ночью на Выборгской стороне.
Николай Иванович. Главное же, не делай ничего для славы людской, для того, чтобы одобрили те, чьим мнением ты дорожишь. Про себя я смело говорю тебе, что, если ты сейчас примешь присягу, станешь служить, я буду любить и уважать тебя не меньше, больше, чем прежде, потому что дорого не то, что
сделалось в мире, а то, что сделалось в душе.
Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что́
делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором.
Неточные совпадения
Скоро, однако ж, и
в надзвездном
мире сделалось душно; тогда он удалился
в уединенную комнату и, усевшись среди зелени померанцев и миртов, впал
в забытье.
Для чего этим трем барышням нужно было говорить через день по-французски и по-английски; для чего они
в известные часы играли попеременкам на фортепиано, звуки которого слышались у брата наверху, где занимались студенты; для чего ездили эти учителя французской литературы, музыки, рисованья, танцев; для чего
в известные часы все три барышни с М-llе Linon подъезжали
в коляске к Тверскому бульвару
в своих атласных шубках — Долли
в длинной, Натали
в полудлинной, а Кити
в совершенно короткой, так что статные ножки ее
в туго-натянутых красных чулках были на всем виду; для чего им,
в сопровождении лакея с золотою кокардой на шляпе, нужно было ходить по Тверскому бульвару, — всего этого и многого другого, что
делалось в их таинственном
мире, он не понимал, но знал, что всё, что там
делалось, было прекрасно, и был влюблен именно
в эту таинственность совершавшегося.
Мы тронулись
в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала
в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала
в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над
миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она
делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
Мне казалось, что важнее тех дел, которые
делались в кабинете, ничего
в мире быть не могло;
в этой мысли подтверждало меня еще то, что к дверям кабинета все подходили обыкновенно перешептываясь и на цыпочках; оттуда же был слышен громкий голос папа и запах сигары, который всегда, не знаю почему, меня очень привлекал.
Раскольников стал было вставать. Ему
сделалось и тяжело, и душно, и как-то неловко, что он пришел сюда.
В Свидригайлове он убедился как
в самом пустейшем и ничтожнейшем злодее
в мире.