Неточные совпадения
Вино и чай, кабак и трактир — две постоянные страсти русского слуги; для них он крадет, для них он беден, из-за них он выносит гонения,
наказания и покидает семью
в нищете. Ничего нет легче, как с высоты трезвого опьянения патера Метью осуждать пьянство и, сидя за чайным столом, удивляться, для чего слуги ходят пить чай
в трактир, а не пьют его дома, несмотря на то что дома дешевле.
Телесные
наказания были почти неизвестны
в нашем доме, и два-три случая,
в которые Сенатор и мой отец прибегали к гнусному средству «частного дома», были до того необыкновенны, что об них вся дворня говорила целые месяцы; сверх того, они были вызываемы значительными проступками.
Чаще отдавали дворовых
в солдаты;
наказание это приводило
в ужас всех молодых людей; без роду, без племени, они все же лучше хотели остаться крепостными, нежели двадцать лет тянуть лямку.
Помню я еще, как какому-то старосте за то, что он истратил собранный оброк, отец мой велел обрить бороду. Я ничего не понимал
в этом
наказании, но меня поразил вид старика лет шестидесяти: он плакал навзрыд, кланялся
в землю и просил положить на него, сверх оброка, сто целковых штрафу, но помиловать от бесчестья.
Плантаторы обыкновенно вводят
в счет страховую премию рабства, то есть содержание жены, детей помещиком и скудный кусок хлеба где-нибудь
в деревне под старость лет. Конечно, это надобно взять
в расчет; но страховая премия сильно понижается — премией страха телесных
наказаний, невозможностью перемены состояния и гораздо худшего содержания.
Мера оригинальная и, вероятно, унаследованная от татар, употребляемая
в предупреждение побегов и показывающая, больше телесных
наказаний, всю меру презрения к человеческому достоинству со стороны русского законодательства.
Полежаев хотел лишить себя жизни перед
наказанием. Долго отыскивая
в тюрьме какое-нибудь острое орудие, он доверился старому солдату, который его любил. Солдат понял его и оценил его желание. Когда старик узнал, что ответ пришел, он принес ему штык и, отдавая, сказал сквозь слезы...
Таков беспорядок, зверство, своеволие и разврат русского суда и русской полиции, что простой человек, попавшийся под суд, боится не
наказания по суду, а судопроизводства. Он ждет с нетерпением, когда его пошлют
в Сибирь — его мученичество оканчивается с началом
наказания. Теперь вспомним, что три четверти людей, хватаемых полициею по подозрению, судом освобождаются и что они прошли через те же истязания, как и виновные.
Дело и кончилось
в три дня; виновные были найдены и приговорены к
наказанию кнутом, клеймению и ссылке
в каторжную работу.
Я никогда не спал много,
в тюрьме без всякого движения мне за глаза было достаточно четырех часов сна — каково же
наказание не иметь свечи?
…Приглашения Тюфяева на его жирные, сибирские обеды были для меня истинным
наказанием. Столовая его была та же канцелярия, но
в другой форме, менее грязной, но более пошлой, потому что она имела вид доброй воли, а не насилия.
— Это так у нас, домашнее выражение. Скучно, знаете, при
наказании, ну, так велишь сечь да куришь трубку; обыкновенно к концу трубки и
наказанию конец — ну, а
в экстренных случаях велишь иной раз и на две трубки угостить приятеля. Полицейские привычны, знают примерно сколько.
Судья обещает печься об деле; мужика судят, судят, стращают, а потом и выпустят с каким-нибудь легким
наказанием, или с советом впредь
в подобных случаях быть осторожным, или с отметкой: «оставить
в подозрении», и мужик всю жизнь молит бога за судью.
Старосту присудили к
наказанию несколькими ударами плетью
в стенах острога, с оставлением на месте жительства и с воспрещением ходатайствовать по делам за других крестьян.
Я веселее вздохнул, увидя, что губернатор и прокурор согласились, и отправился
в полицию просить об облегчении силы
наказания; полицейские, отчасти польщенные тем, что я сам пришел их просить, отчасти жалея мученика, пострадавшего за такое близкое каждому дело, сверх того зная, что он мужик зажиточный, обещали мне сделать одну проформу.
Я ничего
в самом деле не понимал и наконец спросил его: дали ли ему какой-нибудь вид. Он подал мне его.
В нем было написано все решение и
в конце сказано, что, учинив, по указу уголовной палаты,
наказание плетьми
в стенах тюремного замка, «выдать ему оное свидетельство и из замка освободить».
Но Александр умер, и Аракчеев пал. Дело Витберга при Николае приняло тотчас худший вид. Оно тянулось десять лет и с невероятными нелепостями. Обвинительные пункты, признанные уголовной палатой, отвергаются сенатом. Пункты,
в которых оправдывает палата, ставятся
в вину сенатом. Комитет министров принимает все обвинения. Государь, пользуясь «лучшей привилегией царей — миловать и уменьшать
наказания», прибавляет к приговору — ссылку на Вятку.
Роясь
в делах, я нашел переписку псковского губернского правления о какой-то помещице Ярыжкиной. Она засекла двух горничных до смерти, попалась под суд за третью и была почти совсем оправдана уголовной палатой, основавшей, между прочим, свое решение на том, что третья горничная не умерла. Женщина эта выдумывала удивительнейшие
наказания — била утюгом, сучковатыми палками, вальком.
Пристав принял показания, и дело пошло своим порядком, полиция возилась, уголовная палата возилась с год времени; наконец суд, явным образом закупленный, решил премудро: позвать мужа Ярыжкиной и внушить ему, чтоб он удерживал жену от таких
наказаний, а ее самое, оставя
в подозрении, что она способствовала смерти двух горничных, обязать подпиской их впредь не наказывать.
В растворенные двери реставрированного атриума, без лар и пенат, видится уже не анархия, не уничтожение власти, государства, а строгий чин, с централизацией, с вмешательством
в семейные дела, с наследством и с лишением его за
наказание; все старые римские грехи выглядывают с ними из щелей своими мертвыми глазами статуи.
— Да я… не знаю! — сказал Дронов, втискивая себя в кресло, и заговорил несколько спокойней, вдумчивее: — Может — я не радуюсь, а боюсь. Знаешь, человек я пьяный и вообще ни к черту не годный, и все-таки — не глуп. Это, брат, очень обидно — не дурак, а никуда не годен. Да. Так вот, знаешь, вижу я всяких людей, одни делают политику, другие — подлости, воров развелось до того много, что придут немцы, а им грабить нечего! Немцев — не жаль, им так и надо, им
в наказание — Наполеонов счастье. А Россию — жалко.
Через три — четыре дня Кирсанов, должно быть, опомнился, увидел дикую пошлость своих выходок; пришел к Лопуховым, был как следует, потом стал говорить, что он был пошл; из слов Веры Павловны он заметил, что она не слышала от мужа его глупостей, искренно благодарил Лопухова за эту скромность, стал сам,
в наказание себе, рассказывать все Вере Павловне, расчувствовался, извинялся, говорил, что был болен, и опять выходило как-то дрянно.
Неточные совпадения
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к тебе
в дом целый полк на постой. А если что, велит запереть двери. «Я тебя, — говорит, — не буду, — говорит, — подвергать телесному
наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а вот ты у меня, любезный, поешь селедки!»
Г-жа Простакова (обробев и иструсясь). Как! Это ты! Ты, батюшка! Гость наш бесценный! Ах, я дура бессчетная! Да так ли бы надобно было встретить отца родного, на которого вся надежда, который у нас один, как порох
в глазе. Батюшка! Прости меня. Я дура. Образумиться не могу. Где муж? Где сын? Как
в пустой дом приехал!
Наказание Божие! Все обезумели. Девка! Девка! Палашка! Девка!
Скотинин. Кого? За что?
В день моего сговора! Я прошу тебя, сестрица, для такого праздника отложить
наказание до завтрева; а завтра, коль изволишь, я и сам охотно помогу. Не будь я Тарас Скотинин, если у меня не всякая вина виновата. У меня
в этом, сестрица, один обычай с тобою. Да за что ж ты так прогневалась?
Начали сечь Волоса, который выдержал
наказание стоически, потом принялись за Ярилу, и говорят, будто бы
в глазах его показались слезы.
Понятно, как должен был огорчиться бригадир, сведавши об таких похвальных словах. Но так как это было время либеральное и
в публике ходили толки о пользе выборного начала, то распорядиться своею единоличною властию старик поопасился. Собравши излюбленных глуповцев, он вкратце изложил перед ними дело и потребовал немедленного
наказания ослушников.