Неточные совпадения
Справедливее следует исключить каких-нибудь временщиков, фаворитов и фавориток, барских барынь, наушников; но, во-первых, они составляют исключение, это — Клейнмихели конюшни, Бенкендорфы от погреба, Перекусихины в затрапезном платье, Помпадур на босую ногу; сверх того, они-то и ведут себя
всех лучше, напиваются только
ночью и платья своего не закладывают в питейный дом.
Вслед за тем тот же лакей Сенатора, большой охотник до политических новостей и которому было где их собирать по
всем передним сенаторов и присутственных мест, по которым он ездил с утра до
ночи, не имея выгоды лошадей, которые менялись после обеда, сообщил мне, что в Петербурге был бунт и что по Галерной стреляли «в пушки».
Мы не знали
всей силы того, с чем вступали в бой, но бой приняли. Сила сломила в нас многое, но не она нас сокрушила, и ей мы не сдались несмотря на
все ее удары. Рубцы, полученные от нее, почетны, — свихнутая нога Иакова была знамением того, что он боролся
ночью с богом.
Прошло несколько месяцев; вдруг разнесся в аудитории слух, что схвачено
ночью несколько человек студентов — называли Костенецкого, Кольрейфа, Антоновича и других; мы их знали коротко, —
все они были превосходные юноши.
Пока еще не разразилась над нами гроза, мой курс пришел к концу. Обыкновенные хлопоты, неспаные
ночи для бесполезных мнемонических пыток, поверхностное учение на скорую руку и мысль об экзамене, побеждающая научный интерес,
все это — как всегда. Я писал астрономическую диссертацию на золотую медаль и получил серебряную. Я уверен, что я теперь не в состоянии был бы понять того, что тогда писал и что стоило вес серебра.
И вот в одну
ночь, часа в три, ректор будит Полежаева, велит одеться в мундир и сойти в правление. Там его ждет попечитель. Осмотрев,
все ли пуговицы на его мундире и нет ли лишних, он без всякого объяснения пригласил Полежаева в свою карету и увез.
…Неизвестность и бездействие убивали меня. Почти никого из друзей не было в городе, узнать решительно нельзя было ничего. Казалось, полиция забыла или обошла меня. Очень, очень было скучно. Но когда
все небо заволокло серыми тучами и длинная
ночь ссылки и тюрьмы приближалась, светлый луч сошел на меня.
Цынский был на пожаре, следовало ждать его возвращения; мы приехали часу в десятом вечера; в час
ночи меня еще никто не спрашивал, и я
все еще преспокойно сидел в передней с зажигателями.
И так они живут себе лет пятнадцать. Муж, жалуясь на судьбу, — сечет полицейских, бьет мещан, подличает перед губернатором, покрывает воров, крадет документы и повторяет стихи из «Бахчисарайского фонтана». Жена, жалуясь на судьбу и на провинциальную жизнь, берет
все на свете, грабит просителей, лавки и любит месячные
ночи, которые называет «лунными».
Тюфяев
все время просидел безвыходно в походной канцелярии и a la Lettre не видал ни одной улицы в Париже. День и
ночь сидел он, составляя и переписывая бумаги с достойным товарищем своим Клейнмихелем.
Но в эту
ночь, как нарочно, загорелись пустые сараи, принадлежавшие откупщикам и находившиеся за самым Машковцевым домом. Полицмейстер и полицейские действовали отлично; чтоб спасти дом Машковцева, они даже разобрали стену конюшни и вывели, не опаливши ни гривы, ни хвоста, спорную лошадь. Через два часа полицмейстер, парадируя на белом жеребце, ехал получать благодарность особы за примерное потушение пожара. После этого никто не сомневался в том, что полицмейстер
все может сделать.
Витберг был тогда молодым художником, окончившим курс и получившим золотую медаль за живопись. Швед по происхождению, он родился в России и сначала воспитывался в горном кадетском корпусе. Восторженный, эксцентрический и преданный мистицизму артист; артист читает манифест, читает вызовы — и бросает
все свои занятия. Дни и
ночи бродит он по улицам Петербурга, мучимый неотступной мыслию, она сильнее его, он запирается в своей комнате, берет карандаш и работает.
А между тем слова старика открывали перед молодым существом иной мир, иначе симпатичный, нежели тот, в котором сама религия делалась чем-то кухонным, сводилась на соблюдение постов да на хождение
ночью в церковь, где изуверство, развитое страхом, шло рядом с обманом, где
все было ограничено, поддельно, условно и жало душу своей узкостью.
Опасность могла только быть со стороны тайной полиции, но
все было сделано так быстро, что ей трудно было знать; да если она что-нибудь и проведала, то кому же придет в голову, чтоб человек, тайно возвратившийся из ссылки, который увозит свою невесту, спокойно сидел в Перовом трактире, где народ толчется с утра до
ночи.
В «Страшном суде» Сикстинской капеллы, в этой Варфоломеевской
ночи на том свете, мы видим сына божия, идущего предводительствовать казнями; он уже поднял руку… он даст знак, и пойдут пытки, мученья, раздастся страшная труба, затрещит всемирное аутодафе; но — женщина-мать, трепещущая и
всех скорбящая, прижалась в ужасе к нему и умоляет его о грешниках; глядя на нее, может, он смягчится, забудет свое жестокое «женщина, что тебе до меня?» и не подаст знака.
Меня никто не упрекал в праздности, кое-что из сделанного мною нравилось многим; а знают ли, сколько во
всем сделанном мною отразились наши беседы, наши споры,
ночи, которые мы праздно бродили по улицам и полям или еще более праздно проводили за бокалом вина?
Толковали же они об них беспрестанно, нет параграфа во
всех трех частях «Логики», в двух «Эстетики», «Энциклопедии» и пр., который бы не был взят отчаянными спорами нескольких
ночей.
«Письмо» Чаадаева было своего рода последнее слово, рубеж. Это был выстрел, раздавшийся в темную
ночь; тонуло ли что и возвещало свою гибель, был ли это сигнал, зов на помощь, весть об утре или о том, что его не будет, —
все равно, надобно было проснуться.
Во всякое время дня и
ночи он был готов на запутаннейший спор и употреблял для торжества своего славянского воззрения
все на свете — от казуистики византийских богословов до тонкостей изворотливого легиста.
Авигдора, этого О'Коннеля Пальоне (так называется сухая река, текущая в Ницце), посадили в тюрьму,
ночью ходили патрули, и народ ходил, те и другие пели песни, и притом одни и те же, — вот и
все. Нужно ли говорить, что ни я, ни кто другой из иностранцев не участвовал в этом семейном деле тарифов и таможен. Тем не менее интендант указал на несколько человек из рефюжье как на зачинщиков, и в том числе на меня. Министерство, желая показать пример целебной строгости, велело меня прогнать вместе с другими.
Все эти планы приводились в исполнение с самой блестящей постановкой на сцену, но удавались мало. Гарибальди, точно месяц в ненастную
ночь, как облака ни надвигались, ни торопились, ни чередовались, — выходил светлый, ясный и светил к нам вниз.