Неточные совпадения
Юность, где только она не иссякла от нравственного растления мещанством, везде непрактична, тем
больше она должна быть такою в
стране молодой, имеющей много стремлений и мало достигнутого.
Я давно говорил, что Тихий океан — Средиземное море будущего. [С
большой радостью видел я, что нью-йоркские журналы несколько раз повторили это. (Прим. А. И. Герцена.)] В этом будущем роль Сибири,
страны между океаном, южной Азией и Россией, чрезвычайно важна. Разумеется, Сибирь должна спуститься к китайской границе. Не в самом же деле мерзнуть и дрожать в Березове и Якутске, когда есть Красноярск, Минусинск и проч.
— Что за обидчивость такая! Палками бьют — не обижаемся, в Сибирь посылают — не обижаемся, а тут Чаадаев, видите, зацепил народную честь — не смей говорить; речь — дерзость, лакей никогда не должен говорить! Отчего же в
странах,
больше образованных, где, кажется, чувствительность тоже должна быть развитее, чем в Костроме да Калуге, — не обижаются словами?
Удивительный город, в котором достопримечательности отличаются нелепостью; или, может, этот
большой колокол без языка — гиероглиф, выражающий эту огромную немую
страну, которую заселяет племя, назвавшее себя славянами, как будто удивляясь, что имеет слово человеческое».
А уже, конечно, нельзя сказать об англичанах, чтоб они не любили своего отечества, или чтоб они были не национальны. Расплывающаяся во все стороны Англия заселила полмира, в то время как скудная соками Франция — одни колонии потеряла, а с другими не знает, что делать. Они ей и не нужны; Франция довольна собой и лепится все
больше и
больше к своему средоточию, а средоточие — к своему господину. Какая же независимость может быть в такой
стране?
«Разве она и теперь не самая свободная
страна в мире, разве ее язык — не лучший язык, ее литература — не лучшая литература, разве ее силлабический стих не звучнее греческого гексаметра?» К тому же ее всемирный гений усвоивает себе и мысль, и творение всех времен и
стран: «Шекспир и Кант, Гете и Гегель — разве не сделались своими во Франции?» И еще
больше: Прудон забыл, что она их исправила и одела, как помещики одевают мужиков, когда их берут во двор.
— Жаль нам маленького бумажного короля. Он так горячо и искренно хотел быть настоящим королем, чтобы сделать счастливой свою
большую страну. Бедный маленький бумажный король! Он забыл, что мало одного такого желания! Не бумажным королям с раскрашенной картинки быть повелителями миллионов людей… Так пусть же он довольствуется своей скромной долей привлекать искусно раскрашенной картинкой взоры прохожих.
Неточные совпадения
Онегин был готов со мною // Увидеть чуждые
страны; // Но скоро были мы судьбою // На долгий срок разведены. // Отец его тогда скончался. // Перед Онегиным собрался // Заимодавцев жадный полк. // У каждого свой ум и толк: // Евгений, тяжбы ненавидя, // Довольный жребием своим, // Наследство предоставил им, //
Большой потери в том не видя // Иль предузнав издалека // Кончину дяди старика.
Пиво, вкусное и в меру холодное, подала широкобедрая, пышногрудая девица, с ласковыми глазами на
большом, румяном лице. Пухлые губы ее улыбались как будто нежно или — утомленно. Допустимо, что это утомление от счастья жить ни о чем не думая в чистенькой, тихой
стране, — жить в ожидании неизбежного счастья замужества…
Самгин, слушая его, думал: действительно преступна власть, вызывающая недовольство того слоя людей, который во всех других
странах служит прочной опорой государства. Но он не любил думать о политике в терминах обычных, всеми принятых, находя, что термины эти лишают его мысли своеобразия, уродуют их. Ему
больше нравилось, когда тот же доктор, усмехаясь, бормотал:
Самгин пристально смотрел на ряды лысых, черноволосых, седых голов, сверху головы казались несоразмерно
большими сравнительно с туловищами, влепленными в кресла. Механически думалось, что прадеды и деды этих головастиков сделали «Великую революцию», создали Наполеона. Вспоминалось прочитанное о 30-м, 48-м, 70-м годах в этой
стране.
Возвратился он к вечеру, ослепленный, оглушенный, чувствуя себя так, точно побывал в далекой, неведомой ему
стране. Но это ощущение насыщенности не тяготило, а, как бы расширяя Клима, настойчиво требовало формы и обещало наградить
большой радостью, которую он уже смутно чувствовал.