Цитаты со словом «Гарибальди»
В утешение нашим дамам я могу только одно сказать, что англичанки точно так же метались, толпились, тормошились, не давали проходу другим знаменитостям: Кошуту, потом
Гарибальди и прочим; но горе тем, кто хочет учиться хорошим манерам у англичанок и их мужей!
Сверх того, Америка, как сказал
Гарибальди, — «страна забвения родины»; пусть же в нее едут те, которые не имеют веры в свое отечество, они должны ехать с своих кладбищ; совсем напротив, по мере того как я утрачивал все надежды на романо-германскую Европу, вера в Россию снова возрождалась — но думать о возвращении при Николае было бы безумием.
Шекспиров день превратился в день
Гарибальди. Сближение это вытянуто за волосы историей, такие натяжки удаются ей одной.
Народ, собравшись на Примроз-Гиль, чтоб посадить дерево в память threecentenari, [трехсотлетия (англ.).] остался там, чтоб поговорить о скоропостижном отъезде
Гарибальди. Полиция разогнала народ. Пятьдесят тысяч человек (по полицейскому рапорту) послушались тридцати полицейских и, из глубокого уважения к законности, вполовину сгубили великое право сходов под чистым небом и во всяком случае поддержали беззаконное вмешательство власти.
Третьего апреля к вечеру
Гарибальди приехал в Соутамтон. Мне не хотелось видеть его прежде, чем его завертят, опутают, утомят.
…В Соутамтоне я
Гарибальди не застал. Он только что уехал на остров Байт. На улицах были видны остатки торжества: знамена, группы народа, бездна иностранцев…
Не останавливаясь в Соутамтоне, я отправился в Крус. На пароходе, в отелях все говорило о
Гарибальди, о его приеме. Рассказывали отдельные анекдоты, как он вышел на палубу, опираясь на дюка Сутерландского, как, сходя в Коусе с парохода, когда матросы выстроились, чтоб проводить его, Гарибальди пошел было, поклонившись, но вдруг остановился, подошел к матросам и каждому подал руку, вместо того чтоб подать на водку.
Не желая долго толковать с тугой на пониманье и скупой на учтивость английской прислугой, я послал записку к секретарю
Гарибальди — Гверцони.
Гверцони провел меня в свою комнату и пошел сказать
Гарибальди.
Гарибальди стоял передо мной и прямо, ясно, кротко смотрел мне в глаза, потом протянул обе руки и, сказав: «Очень, очень рад, вы полны силы и здоровья, вы еще поработаете!» — обнял меня.
…
Гарибальди вспомнил разные подробности о 1854 годе, когда он был в Лондоне, как он ночевал у меня, опоздавши в Indian Docks; я напомнил ему, как он в этот день пошел гулять с моим сыном и сделал для меня его фотографию у Кальдези, об обеде у американского консула с Бюхананом, который некогда наделал бездну шума и, в сущности, не имел смысла. [В ненапечатанной части «Былого и дум» обед этот рассказан. (Прим. А. И. Герцена.)]
«Мы уверены, что
Гарибальди поймет настолько обязанности, возлагаемые на него гостеприимством Англии, что не будет иметь сношений с прежним товарищем своим, и найдет настолько такта, чтоб не ездить в 35, Thurloe Square».
— Я слышал кое-что, — сказал
Гарибальди, — об этой интриге.Разумеется, один из первых визитов моих будет к Станфильду.
Гарибальди встал; я думал, что он хочет окончить свидание, и стал прощаться.
Консервативные газеты заметили беду и, чтоб смягчить безнравственность и бесчиние гарибальдиевского костюма, выдумали, что он носит мундир монтевидейского волонтера. Да ведь
Гарибальди с тех пор был пожалован генералом — королем, которому он пожаловал два королевства; отчего же он носит мундир монтевидейского волонтера?
Гарибальди ходит без оружия, он не боится никого и никого не стращает; в Гарибальди так же мало военного, как мало аристократического и мещанского.
При этом нельзя не заметить, что у
Гарибальди нет также ни на йоту плебейской грубости, ни изученного демократизма. Его обращение мягко до женственности. Итальянец и человек, он на вершине общественного мира представляет не только плебея, верного своему началу, но итальянца, верного эстетичности своей расы.
Гарибальди заговорил о польских делах. Он дивился отваге поляков.
— Куда вы торопитесь? — сказал
Гарибальди.
— Да, — сказал
Гарибальди и прибавил, будто извиняясь: — не мог отказаться.
И это в самое то время, когда
Гарибальди начинал свое торжественное шествие в Англии.
Говоря с
Гарибальди, я этого даже не предполагал.
Я спросил бумаги и написал письмо к Гверцони, написал я его со всей свежестью досады и просил его прочесть «Теймс»
Гарибальди; я ему писал о безобразии этой апотеозы Гарибальди рядом с оскорблениями Маццини.
Это была официальная депутация от Лондона с приглашением к
Гарибальди.
— Он, кажется, секретарем при
Гарибальди?
Я вынул мою карточку и отдал ее с письмом. Может ли что-нибудь подобное случиться на континенте? Представьте себе, если б во Франции кто-нибудь спросил бы вас в гостинице, к кому вы пишете, и, узнавши, что это к секретарю
Гарибальди, взялся бы доставить письмо?
Редактор иностранной части «Morning Star'a» узнал меня. Начались вопросы о том, как я нашел
Гарибальди, о его здоровье. Поговоривши несколько минут с ним, я ушел в smoking-room. [курительную комнату (англ.).] Там сидели за пель-элем и трубками мой белокурый моряк и его черномазый теолог.
— Что, — сказал он мне, — нагляделись вы на эти лица?.. А ведь это неподражаемо хорошо: лорд Шефсбюри, Линдзей едут депутатами приглашать
Гарибальди. Что за комедия! Знают ли они, кто такой Гарибальди?
— Это все очень хорошо, да зачем едут эти господа? Спросил бы я кой у кого из них, сколько у них денег в Алабаме?.. Дайте-ка
Гарибальди приехать в Ньюкестль-он-Тейн да в Глазго, — там он увидит народ поближе, там ему не будут мешать лорды и дюки.
На пароходе я встретил радикального публициста Голиока; он виделся с
Гарибальди позже меня; Гарибальди через него приглашал Маццини; он ему уже телеграфировал, чтоб он ехал в Соутамтон, где Голиок намерен был его ждать с Менотти Гарибальди и его братом. Голиоку очень хотелось доставить еще в тот же вечер два письма в Лондон (по почте они прийти не могли до утра). Я предложил мои услуги.
— Хотелось бы мне насолить ему… А вы, верно, были у
Гарибальди?
— Несколько слов. Я вас хотел спросить, как вы думаете, если я завтра выставлю бюст
Гарибальди, знаете, с цветами, с лавровым венком, ведь это будет очень хорошо? Я уж и о надписи думал. трехцветными буквами «Garibaldi — liberateur!». [Гарибальди — освободитель! (фр.)]
Сим оканчивается мое первое свиданье с
Гарибальди в 1864 году.
В день приезда
Гарибальди в Лондон я его не видал, а видел море народа, реки народа, запруженные им улицы в несколько верст, наводненные площади, везде, где был карниз, балкон, окно, выступили люди, и все это ждало в иных местах шесть часов… Гарибальди приехал в половине третьего на станцию Нейн-Эльмс и только в половине девятого подъехал к Стаффорд Гаузу, у подъезда которого ждал его дюк Сутерланд с женой.
А. И. Герцена.)] при проезде
Гарибальди, а полиции было несравненно меньше.
С криками ура народ облепил коляску; все, что могло продраться, жало руку, целовало края плаща
Гарибальди, кричало: «Welcome!».
Прием
Гарибальди не только обиден для табели о рангах, для ливреи, но он чрезвычайно опасен как пример.
Жаль, что
Гарибальди принял гостеприимство дюка Сутерландского.
Неважное значение и политическая стертость «пожарного» дюка до некоторой степени делали Стаффорд Гауз гостиницей
Гарибальди…
Цель ее состояла в том, чтоб удалить
Гарибальди от народа, то есть от работников, и отрезать его от тех из друзей и знакомых, которые остались верными прежнему знамени, и, разумеется, — пуще всего от Маццини.
Благородство и простота
Гарибальди сдули большую половину этих ширм, но другая половина осталась, — именно невозможность говорить с ним без свидетелей.
Если б
Гарибальди не вставал в пять часов утра и не принимал в шесть, она удалась бы совсем; по счастию, усердие интриги раньше половины девятого не шло; только в день его отъезда дамы начали вторжение в его спальню часом раньше.
Раз как-то Мордини, не успев сказать ни слова с
Гарибальди в продолжение часа, смеясь, заметил мне: «В мире нет человека, которого бы было легче видеть, как Гарибальди, но зато нет человека, с которым бы было труднее говорить».
Он дал только комнату для
Гарибальди и для молодого человека, который перевязывал его ногу; а другим, то есть сыновьям Гарибальди, Гверцони и Базилио, хотел нанять комнаты.
В первый раз как я был у
Гарибальди в Стаффорд Гаузе, придворная интрига около него бросилась мне в глаза.
Да и как не сделаться за честь заседать с дюками и лордами, вместе с ними предпринимать меры для предупреждения и пресечения всех сближений между народом и
Гарибальди, и вместе с дюкессами плести паутину, которая должна поймать итальянского вождя и которую хромой генерал рвал ежедневно, не замечая ее.
Гарибальди, например, едет к Маццини. Что делать? Как скрыть? Сейчас на сцену бутафоры, фактотумы — средство найдено. На другое утро весь Лондон читает...
«Вчера, в таком-то часу,
Гарибальди посетил в Онслотеррас Джона Френса». Вы думаете, что это вымышленное имя — нет, это — имя хозяина, содержащего квартиру.
Гарибальди не думал отрекаться от Маццини, но он мог уехать из этого водоворота, не встречаясь с ним при людях и не заявив этого публично.
Маццини отказался от посещений
Гарибальди, пока он будет в Стаффорд Гаузе.
Цитаты из русской классики со словом «Гарибальди»
Синонимы к слову «гарибальди»
Предложения со словом «гарибальди»
- Габеас-Корпус, Герцен, Гамбетта, Гарибальди, Гладстоун!..
- Гарибальди и его товарищи боролись за свободу.
- – А окоротить разных гарибальди нужно.
- (все предложения)