Она сказала, говоря о графе Белавине, что он в
руках женщины, которая выпустит его не так скоро и не так безнаказанно.
Неточные совпадения
— Первый виновник, — наконец заговорила графиня — во всем происшедшем — это вы! Никто не обязан знать, жена или даже случайная любовница идет под
руку с молодым человеком… В данном же случае ошибка была еще возможнее, так как эта молодая
женщина была с эти молодым человеком в таком месте, которое посещают одни кокотки. Не уважая меня, вы подали повод не уважать меня и другим…
Молодая
женщина с приветливой улыбкой протянула
руку князю.
Молодая
женщина протянула ему
руку и, указав на постель, весело сказала...
В отсутствии мужа молодая
женщина сбросила с себя маску равнодушия и даже веселости и с дрожью в голосе обратилась к Караулову, молитвенно сложив
руки...
Он подошел к молодой
женщине и протянул ей
руку.
Он почтительно поцеловал
руку молодой
женщине и вышел.
Дрожь
руки молодой
женщины, которую он ощутил при прикосновении к своей, подтвердила окончательно его подозрения.
Перед зеркалом остановилась высокая стройная
женщина и, подняв
руки, начала вкладывать шпильку в свои густые темные волосы.
Это была красота вызывающая, неотразимая, способная довести до безумия, и когда эта
женщина являлась с обнаженными плечами и
руками, между мужчинами за нею увивавшимися, проносилось что-то вроде стона.
Это и было причиной молчания с ее стороны при его возвращении в Петербург; он начал понимать теперь значение этого анонимного письма, брошенного с презрением
рукой обманутой
женщины, видящей в нем сообщника ее мужа, а не человека, способного спасти его, как она рассчитывала.
Между тем как мысль его витала около обожаемого существа, он был в позорном месте, в
руках другой
женщины, в ее власти, а эта власть — было ее к нему чувство.
Но главная причина нравственного страдания доктора Караулова была та, что его тайна, его заветная тайна находилась в
руках этой
женщины.
Менее всех, конечно, мог догадаться об этом Федор Дмитриевич, далекий от
женщин вообще, а от «петербургских львиц и пантер», к которым, несомненно, принадлежала и та, в чьих
руках находился теперь граф Владимир, в частности.
Он вежливо подошел к ней, снял шляпу и с почтением, которым обязан всякий порядочный человек всякой
женщине, пожал ее дрожащую от волнения
руку в перчатке с бесчисленным количеством пуговиц.
Он подошел к постели больного, силой вырвал графиню Конкордию из его
рук и уложил его, а затем почти грубо обратился к молодой
женщине...
— Иди, иди, — не бойся! — говорил он, дергая
руку женщины, хотя она шла так же быстро, как сам он. — Вот, братья-сестры, вот — новенькая! — бросал он направо и налево шипящие, горячие слова. — Мученица плоти, ох какая! Вот — она расскажет страсти, до чего доводит нас плоть, игрушка диаволова…
Далее опять франты, женщины, но вместо кружевного платка в
руках женщины — каболка (оборвыш веревки) или банник, а франт трет палубу песком…
— Все это прекрасно, что вы бывали, и, значит, я не дурно сделал, что возобновил ваше знакомство; но дело теперь в том, мой любезнейший… если уж начинать говорить об этом серьезно, то прежде всего мы должны быть совершенно откровенны друг с другом, и я прямо начну с того, что и я, и mademoiselle Полина очень хорошо знаем, что у вас теперь на
руках женщина… каким же это образом?.. Сами согласитесь…
Неточные совпадения
Легко ступая и беспрестанно взглядывая на мужа и показывая ему храброе и сочувственное лицо, она вошла в комнату больного и, неторопливо повернувшись, бесшумно затворила дверь. Неслышными шагами она быстро подошла к одру больного и, зайдя так, чтоб ему не нужно было поворачивать головы, тотчас же взяла в свою свежую молодую
руку остов его огромной
руки, пожала ее и с той, только
женщинам свойственною, неоскорбляющею и сочувствующею тихою оживленностью начала говорить с ним.
«Варвара Андреевна, когда я был еще очень молод, я составил себе идеал
женщины, которую я полюблю и которую я буду счастлив назвать своею женой. Я прожил длинную жизнь и теперь в первый раз встретил в вас то, чего искал. Я люблю вас и предлагаю вам
руку».
Она была порядочная
женщина, подарившая ему свою любовь, и он любил ее, и потому она была для него
женщина, достойная такого же и еще большего уважения, чем законная жена. Он дал бы отрубить себе
руку прежде, чем позволить себе словом, намеком не только оскорбить ее, но не выказать ей того уважения, на какое только может рассчитывать
женщина.
Это были: очень высокий, сутуловатый мужчина с огромными
руками, в коротком, не по росту, и старом пальто, с черными, наивными и вместе страшными глазами, и рябоватая миловидная
женщина, очень дурно и безвкусно одетая.
— Да о чем мы? — сказал он, ужаснувшись пред выражением ее отчаянья и опять перегнувшись к ней и взяв ее
руку и целуя ее. — За что? Разве я ищу развлечения вне дома? Разве я не избегаю общества
женщин?