Толстенький господин, оказавшийся помощником смотрителя,
надел на нос золотое пенсне и очень любезно раскланялся с вошедшим, даже привстав.
Овсяников всегда спал после обеда, ходил в баню по субботам, читал одни духовные книги (причем с важностью
надевал на нос круглые серебряные очки), вставал и ложился рано.
К полудню приехали становой и писарь, с ними явился и наш сельский священник, горький пьяница и старый старик. Они освидетельствовали тело, взяли допросы и сели в зале писать. Поп, ничего не писавший и ничего не читавший,
надел на нос большие серебряные очки и сидел молча, вздыхая, зевая и крестя рот, потом вдруг обратился к старосте и, сделавши движение, как будто нестерпимо болит поясница, спросил его:
Неточные совпадения
Впрочем, если слово из улицы попало в книгу, не писатель виноват, виноваты читатели, и прежде всего читатели высшего общества: от них первых не услышишь ни одного порядочного русского слова, а французскими, немецкими и английскими они, пожалуй,
наделят в таком количестве, что и не захочешь, и
наделят даже с сохранением всех возможных произношений: по-французски в
нос и картавя, по-английски произнесут, как следует птице, и даже физиономию сделают птичью, и даже посмеются над тем, кто не сумеет сделать птичьей физиономии; а вот только русским ничем не
наделят, разве из патриотизма выстроят для себя
на даче избу в русском вкусе.
Ну, так вот я в дороге. Как же, спросите вы, после тропиков показались мне морозы? А ничего. Сижу в своей открытой повозке, как в комнате; а прежде боялся, думал, что в 30˚ не проедешь тридцати верст; теперь узнал, что проедешь лучше при 30˚ и скорее, потому что ямщики мчат что есть мочи; у них зябнут руки и ноги, зяб бы и
нос, но они
надевают на шею боа.
Мы шли по полям, засеянным разными овощами. Фермы рассеяны саженях во ста пятидесяти или двухстах друг от друга. Заглядывали в домы; «Чинь-чинь», — говорили мы жителям: они улыбались и просили войти. Из дверей одной фермы выглянул китаец, седой, в очках с огромными круглыми стеклами, державшихся только
на носу. В руках у него была книга. Отец Аввакум взял у него книгу, снял с его
носа очки,
надел на свой и стал читать вслух по-китайски, как по-русски. Китаец и рот разинул. Книга была — Конфуций.
Образ отца сохранился в моей памяти совершенно ясно: человек среднего роста, с легкой наклонностью к полноте. Как чиновник того времени, он тщательно брился; черты его лица были тонки и красивы: орлиный
нос, большие карие глаза и губы с сильно изогнутыми верхними линиями. Говорили, что в молодости он был похож
на Наполеона Первого, особенно когда
надевал по — наполеоновски чиновничью треуголку. Но мне трудно было представить Наполеона хромым, а отец всегда ходил с палкой и слегка волочил левую ногу…
Открыв осторожно тяжелую корку переплета, дед
надевал очки в серебряной оправе и, глядя
на эту надпись, долго двигал
носом, прилаживая очки.