Цитаты со словом «Савина»
— Но вас принимают за некоего
Савина, который разыскивается петербургским и калужским судами. Значит, на арест этого лица существует постановление судебных властей.
— Прекрасно, господин прокурор, на арест
Савина, может быть, и есть законное основание, но отнюдь не на содержание под стражей графа де Тулуза Лотрек, а я именно и есть то самое лицо, каким себя именую.
После этого визита прокурора, лопнула последняя надежда Николая Герасимовича
Савина — это был действительно он — на освобождение, и ему оставалось терпеливо ждать отправки далее.
С этими словами он пригласил
Савина выйти из конторы и вышел вслед за ним сам в сопровождении смотрителя.
Для Николая Герасимовича
Савина, по приказанию конвойного офицера, отвели отдельную лавку в вагоне, где помещалось офицерское отделение.
Это был разбитной малый, земляк
Савина — калужанин.
С
Савина за перевозку денег не спрашивали, но отправили по этапу, выдавая ему на харчи «дворянский порцион», то есть пятнадцать копеек в день.
И вот этого-то
Савина, имеющего какие-то счеты с нашими судебными властями и бежавшего несколько месяцев тому назад в Варшаве при транспортировании его из Бельгии в Петербург, вдруг мысль великая осенила и графом де Тулуз Лотреком назвала.
С таким интересным попутчиком-собеседником, как Лизаро, дорога от Одессы до Киева промелькнула для
Савина незаметно.
После его ухода Николаю Герасимовичу вскоре принесли все, что он просил, и кроме этого еще целую миску вкусного борща сговядиной, который ему послал смотритель от себя, что убедило наглядно
Савина, что знакомство с прокурором в его положении, вещь далеко не бесполезная.
В Петербург этапы бывают большею частью не велики, и тот, с которым отправили
Савина, состоял всего из тридцати человек, в числе которых «привилегированный» был один он.
Все это неслось в воспоминаниях
Савина, сидевшего в арестантском вагоне николаевской железной дороги.
Как много в этом слове соединилось воспоминаний для Николая Герасимовича
Савина!
Такие или почти такие мысли пронеслись в голове
Савина, заключенного в одной из камер русского заморского заведения, но чувствовавшего даже сквозь толстые стены одиночной тюрьмы биение пульса русской жизни, сгонявшего, казалось, с этих стен их мрачность и суровость.
В этом мнении утвердила
Савина прочтенная в одной из парижских газет заметка, в которой было ясно выражено сомнение в смерти «знаменитого Савина».
Розыски, разные публикации в специальных полицейских интернациональных газетах и листках, издаваемых в Лондоне, Берлине, Париже и Майнце на четырех языках (французском, немецком, английском и итальянском), — все это надвигалось на
Савина грозными тучами.
Ей было важно найти
Савина, чтобы дать немедленно знать по телеграфу кому следует в Россию о месте его пребывания и смыть пятно, наложенное на ее полицейскую репутацию его бегством.
Оказалось, что после его удачного бегства из «Hotel d'Orange» в Скевеннинге, немецкие сыщики, потеряв его след, вообразили, что он уехал в Париж, а потому обратились к парижской префектуре, прося ее следить за проживающей в Париже любовницей
Савина Мадлен де Межен.
На основании этого сообщения в Брюссель не замедлило прийти такое же сообщение из Берлина с описанием примет
Савина и приложением его фотографической карточки, полученной немецкой полицией из Парижа.
Самый простенький, темный туалет имел в Мадлен всегда отпечаток особого тона и шика, что невольно притягивало взоры всякого встречного, а не только ищущих ее, а по ней
Савина, брюссельских сбиров.
Действительно, для нее и для
Савина не оставалось сомнения, что эти господа пришли арестовать лицо, о котором один из них наводил такие подробные справки.
Молодая женщина слушала, лежа в постели, бледная, вся дрожащая, и лишь наклонением головы соглашалась на просьбы
Савина.
Такое более чем бесцеремонное появление в спальне, где лежала еще в постели дама, взбесило
Савина и он бросился к ним навстречу.
Видя упорство
Савина и совершенно законное его требование о предъявлении ему письменного постановления (manda d'ammene) на его арест от судебной власти, комиссар поехал за этим постановлением к прокурору, оставив для охраны дверей спальни своих подчиненных.
Придя немного в себя, однако охлажденный своеобразной ванной, комиссар наконец приказал оставить
Савина в покое и, кое-как обтершись при помощи своих подчиненных, приказал проводить Николая Герасимовича и Мадлен де Межен в ожидавшую у подъезда карету и отвезти их в полицейское бюро, куда и отправился вслед за ними.
Я маркиз Сансак де Траверсе и никакого русского офицера
Савина не знаю…
Передав одному из них постановление следователя и получив квитанцию о приводе арестанта, полицейские агенты тотчас же ушли, оставив
Савина в конторе.
Пройдя длинный коридор, они остановились у железной решетчатой двери, за которой стоял швейцар. Проводник
Савина передал его ему вместе с каким-то принесенным им из конторы ярлыком.
Вскоре после привода
Савина в камеру, его навестил дежурный помощник директора, очень любезный человек, бывший офицер бельгийской армии.
Вскоре после отъезда Николая Герасимовича
Савина из полицейского бюро в суд полицейский комиссар пригласил к себе в кабинет оставшуюся в бюро Мадлен де Межен.
И прокурор, и комиссар стали по очереди задавать ей вопросы, касавшиеся
Савина и ее отношений к нему.
— Потому, что никакого я
Савина не знаю…
Это напомнило Мадлен де Межен совет
Савина обратиться немедленно к хорошему адвокату и к французскому консулу.
В душе
Савина возникла сама собой какая-то уверенность, что имея его защитником, он будет оправдан, так как, наверное, суд смотрит на Фрика иначе, нежели на его коллег.
В тот же вечер
Савина посетил и Стоккарт.
Вообще заявил, что все уладит и даже устроит отказ бельгийского правительства на требование выдачи
Савина России, если бы таковое требование поступило со стороны русских властей.
Ровно через неделю после ареста
Савина и Мадлен де Межен их снова повезли в здание суда.
Мадлен была страшно взволнована и, увидев
Савина, бросилась, рыдая, в его объятия.
Это оправдание последовало уже после отъезда
Савина из Бельки, и он узнал о нем из газет, но в то время, когда Николай Герасимович с ним встречался, он был приговорен к пятнадцатилетнему заключению в тюрьме и дело его находилось по его кассационной жалобе в кассационном суде.
Следствие обнаружило и установило разными допросами свидетелей и полицейских властей в Париже, Ницце, Берлине и Дусбурге, которым была предъявлена фотографическая карточка
Савина, что он, действительно, то лицо, которое проживало во Франции и Германии под именем русского офицера Николая Савина, который был арестован по требованию русских властей и впоследствии бежал.
Из дела и собранного материала не было, однако, ничего положительного о его личности из России. Даже посланная его фотографическая карточка в Петербург и Калугу не была никем узнана, и в бумаге, присланной из России, было сказано, что хотя в присланной фотографической карточке и есть что-то сходное с личностью
Савина, но положительного никто ничего не мог определить.
— Поставим лучше защиту на такую почву, — заметил он Фрику, — я скажу, что в Бельгии я ношу свое имя маркиза де Траверсе, а во Франции и Германии жил, действительно, под чужим именем Николая
Савина.
Этой неявкой моей к призыву я поставил-де себя в нелегальное положение в моем отечестве — Франции — вследствие чего и не мог жить там под своим именем, что и заставило меня для поездки во Францию взять паспорт на имя одного моего приятеля русского офицера
Савина.
— Удайся нам убедить суд, — начал снова Николай Герасимович, — что я действительно проживал во Франции, а не в Бельгии под чужим именем, добейся я таким образом оправдательного приговора по обвинению в ношении чужого имени, тогда если я и буду обвинен по делу об оскорблении полиции, то под именем маркиза де Траверсе, а не
Савина, и этот приговор суда будет мне служить самым лучшим доводом против требуемой Россией моей выдачи: требуют не маркиза де Траверсе, а Савина, с которым я в силу уже приговора бельгийского суда, ничего общего иметь не буду…
За полчаса до появления
Савина и Мадлен перед судом, в комнату, где они оба находились, явились оба защитника, одетые уже в своих длинных тогах и круглых шапочках.
Что касается до обвинения
Савина в ношении чужого имени, то по этому делу свидетелей никаких не было, а были прочитаны разные показания, данные официальными лицами во Франции и Германии.
— Я маркиз Сансак де Траверсе, а не Савин, — начал среди торжественной тишины, воцарившейся в зале суда, Николай Герасимович свое объяснение, — но должен признаться суду, что, действительно, проживая долгое время во Франции под именем русского офицера Николая
Савина, был выдан французским правительством России и бежал от французских и прусских властей.
Вот причины, побудившие меня назваться и жить в продолжение нескольких лет под именем
Савина.
Взял я это имя и документы на жительство от моего школьного товарища и друга русского гвардейского офицера
Савина.
Русские власти, получив сведения об аресте в Париже того
Савина, которого они давно уже искали, потребовали его выдачи.
Цитаты из русской классики со словом «Савина»
Предложения со словом «савина»
- Исследования подростков в учреждениях интернатного типа (И.В. Дубровина, А.М. Прихожан, Н.Н. Савина, Н.Н. Толстых и др.) свидетельствуют об отсутствии у них интереса к обучению, нежелании получать профессиональное образование, отсутствии жизненных планов в средней и дальней перспективе.
- Савина мама оберег ему дала – маленький серебряный медальон на верёвочке.
- Последователи этих теорий сами отмечают, что люди не всегда следуют принципам рационального выбора (Tversky, Kahneman,1973; Канеман, Тверски, 2003) и что принятие решения зависит не только от оптимальных условий и рационального «взвешивания» альтернатив, но и от социального контекста ситуации (Савина, Ванг, 2003), то есть не существует всеобщих рациональных механизмов принятия решений.
- (все предложения)