Багровая заря взошла на небо и бросила свой красноватый отблеск на землю. Настало раннее утро. Погода была переменчива. Порою ветер разгонял облака и показывалось солнышко, то опять оно заволакивалось тучами,
черным саваном висевшими над Новгородом.
Неточные совпадения
— Боярыня, — торжественно, громко произнес Зверженовский, поднимаясь с лавки, — будь тверда! Ты нужна отечеству. Забудь, что ты женщина… докончи так, как начала. Твой сын уже не инок муромский, не
черная власяница и тяжелые вериги жмут его тело, а
саван белый, да гроб дощатый.
— Да, теперь ты у меня остался один, один на всем белом свете; теперь он
почернел для меня. «Отсветила звезда моя, отсветила приглядная, покрылося
саваном небо туманное». Как бишь дальше-то поется эта песня, которую сложил Владимир-утопленник?
Багровая заря взошла на небо и бросила свой красноватый отблеск на землю. Настало раннее утро. Погода была переменчива. Порой ветер разгонял облака и показывалось солнышко, то опять оно заволакивалось тучами,
черным саваном повисшими над Новгородом.
Неточные совпадения
Помню тягостный кошмар больницы: в желтой, зыбкой пустоте слепо копошились, урчали и стонали серые и белые фигуры в
саванах, ходил на костылях длинный человек с бровями, точно усы, тряс большой
черной бородой и рычал, присвистывая:
Дед, бабушка да и все люди всегда говорили, что в больнице морят людей, — я считал свою жизнь поконченной. Подошла ко мне женщина в очках и тоже в
саване, написала что-то на
черной доске в моем изголовье, — мел сломался, крошки его посыпались на голову мне.
Завернули в белый
саван, привязали к ногам тяжесть, какой-то человек, в длинном
черном сюртуке и широком белом воротнике, как казалось Матвею, совсем непохожий на священника, прочитал молитвы, потом тело положили на доску, доску положили на борт, и через несколько секунд, среди захватывающей тишины, раздался плеск…
Он бежал, а над головой его мелькала мохнатая, землистая рука жида-знахаря и его
черная фигура, головой упирающаяся в небо. Вдруг из-под земли вырос кто-то в белом
саване и обхватил его…
Здесь, чай, и днем-то всегда сумерки, а теперь… — он поднял глаза кверху — ни одной звездочки на небе, поглядел кругом — все темно: направо и налево сплошная стена из
черных сосен, и кой-где высокие березы, которые, несмотря на темноту, белелись, как мертвецы в
саванах.