Неточные совпадения
Таня, Танюша — как звала ее княжна, Татьяна Веденеевна — как полупочтительно величали ее, ввиду ее близости к молодой княжне, княжеская дворя, Танька-цыганка — по заочному прозвищу той же дворни, была высокая, стройная, молодая девушка.
Черные волосы, цвета вороньего крыла, обрамляли смуглое, почти с бронзовым оттенком круглое личико, с задорным, вызывающим выражением; большие,
черные как уголь глаза метали искры сквозь
длинные ресницы из-под густых дугообразных бровей.
Перед ним, как из земли, выросла стройная, высокая девушка; богатый сарафан стягивал ее роскошные формы,
черная как смоль коса толстым жгутом падала через левое плечо на высокую, колыхавшуюся от волнения грудь, большие темные глаза смотрели на него из-под
длинных густых
ресниц с мольбой, доверием и каким-то необычайным, в душу проникающим блеском.
Ему вдруг показалось, что
длинные черные ресницы ее как будто вздрагивают и мигают, как бы приподнимаются и из-под них выглядывает лукавый, острый, какой-то недетски подмигивающий глазок, точно девочка не спит и притворяется.
— Слушай же, Кете! — вскричал сердито пастор, и та, к которой он обращался с этим восклицанием, смиренно опустила
длинные черные ресницы на прекрасные черные глаза, полные огня и остроумия.
Неточные совпадения
Только изредка, продолжая свое дело, ребенок, приподнимая свои
длинные загнутые
ресницы, взглядывал на мать в полусвете казавшимися
черными, влажными глазами.
Глядя с напряженным любопытством вдаль, на берег Волги, боком к нему, стояла девушка лет двадцати двух, может быть трех, опершись рукой на окно. Белое, даже бледное лицо, темные волосы, бархатный
черный взгляд и
длинные ресницы — вот все, что бросилось ему в глаза и ослепило его.
Из этого ничего не получалось, кроме того, что он выходил из себя, кричал на Любку, а она глядела на него молча, изумленными, широко открытыми и виноватыми глазами, на которых
ресницы от слез слипались
длинными черными стрелами.
Елена сидела на стуле перед столом и, склонив свою усталую головку на левую руку, улегшуюся на столе, крепко спала, и, помню, я загляделся на ее детское личико, полное и во сне как-то не детски грустного выражения и какой-то странной, болезненной красоты; бледное, с
длинными ресницами на худеньких щеках, обрамленное
черными как смоль волосами, густо и тяжело ниспадавшими небрежно завязанным узлом на сторону.
— Грушка! — и глазами на меня кажет. Она взмахнунула на него ресничищами… ей-богу, вот этакие
ресницы, длинные-предлинные,
черные, и точно они сами по себе живые и, как птицы какие, шевелятся, а в глазах я заметил у нее, как старик на нее повелел, то во всей в ней точно гневом дунуло. Рассердилась, значит, что велят ей меня потчевать, но, однако, свою должность исполняет: заходит ко мне на задний ряд, кланяется и говорит: