Неточные совпадения
Но
через мгновение быстро приподнялась, быстро придвинулась к нему, схватила его за обе
руки и, крепко сжимая их, как
в тисках, тонкими своими пальцами, стала опять неподвижно, точно приклеившись, смотреть
в его лицо.
Через несколько секунд раздался выстрел, после которого
в погребе послышался отчаянный визг боли и испуга. Цепь громыхнула, дернулась, и
в это же время послышался крик Арапова, опять визг; еще пять — один за другим
в мгновение ока последовавших выстрелов, и Арапов, бледный и растрепанный, с левою ладонью у сердца и с теплым пистолетом
в правой
руке выбежал из чулана.
Когда Федосей, пройдя
через сени, вступил
в баню, то остановился пораженный смутным сожалением; его дикое и грубое сердце сжалось при виде таких прелестей и такого страдания: на полу сидела, или лучше сказать, лежала Ольга, преклонив голову на нижнюю ступень полкá и поддерживая ее правою
рукою; ее небесные очи, полузакрытые длинными шелковыми ресницами, были неподвижны, как очи мертвой, полны этой мрачной и таинственной поэзии, которую так нестройно, так обильно изливают взоры безумных; можно было тотчас заметить, что с давних пор ни одна алмазная слеза не прокатилась под этими атласными веками, окруженными легкой коришневатой тенью: все ее слезы превратились
в яд, который неумолимо грыз ее сердце; ржавчина грызет железо, а сердце 18-летней девушки так мягко, так нежно, так чисто, что каждое дыхание досады туманит его как стекло, каждое прикосновение судьбы оставляет на нем глубокие следы, как бедный пешеход оставляет свой след на золотистом дне ручья; ручей — это надежда; покуда она светла и жива, то
в несколько
мгновений следы изглажены; но если однажды надежда испарилась, вода утекла… то кому нужда до этих ничтожных следов, до этих незримых ран, покрытых одеждою приличий.
А если кому из этих ораторов и удавалось на несколько
мгновений овладеть вниманием близстоящей кучки, то вдруг на скамью карабкался другой, перебивал говорящего, требовал слова не ему, а себе или вступал с предшественником
в горячую полемику; слушатели подымали новый крик, новые споры, ораторы снова требовали внимания, снова взывали надседающимся до хрипоты голосом, жестикулировали, убеждали; ораторов не слушали, и они, махнув
рукой, после всех усилий, покидали импровизованную трибуну, чтоб уступить место другим или снова появиться самим же
через минуту, и увы! — все это было совершенно тщетно.
Объездчик закурил трубку и на
мгновение осветил свои большие усы и острый, строгого, солидного вида нос. Мелкие круги света прыгнули от его
рук к картузу, побежали
через седло по лошадиной спине и исчезли
в гриве около ушей.